Знатная полонянка. Лариса Олеговна Шкатула

маленько поживёт!

      – Уж не ты ли вернешь князю жизненную энергию, которая истекла через его рану? Великий Ибн Сина говорил…

      – Великий Ибн Сина говорил, – довольно невежливо перебила его она, что нельзя вылечить тело человека, если больна его душа!

      Врач на мгновение потерял дар речи.

      – Ты, женщина… читала труды Ибн Сины?

      – Читала. "Канон врачебной науки".

      – Дикая страна! – вырвалось у него, как видно, по привычке. – Как зовут тебя?

      – Люди кличут Прозорой.

      – Прозора! Какое грубое имя. Оно тебе не подходит. А как назвали тебя отец-мать при рождении? Какое христианское имя дали?

      – К чему тебе моё имя?

      Врач, не отвечая, покачал головой и прошёл к постели больного. Он взял безвольную руку Всеволода, подержал в своей, и вдруг брови его приподнялись.

      – Как тебе такое удалось? – он повернул к женщине удивленное лицо. Ему не помогал даже корень жизни. Даже он не заставил сердце князя биться быстрее.

      – Думаю, ты таких болезней лечить не сможешь, – откровенно сказала она, глядя Арсению в глаза, и, заметив, как опять гневно исказилось его лицо, мягко добавила: – Не серчай. Для того надо любить народ, который лечишь.

      Он на мгновение отвел взгляд, но опять посмотрел в её умные серые глаза.

      – Но ты сама представилась женщиной небывалой. Значит, таких мало? Как же любить других, столь от тебя отличных?

      – А ты спустись с горы своей учености. Любви врача всяк достоин: и князь, и последний смерд!.. Что тебе известно о князе?

      – Его ударили копьем.

      – И все?

      – Но я врач, не священник.

      – Так и есть: ты должен знать больше. Священнику нужна лишь душа, врачу – и то, и другое.

      Арсений рассердился.

      – Никто никогда в этой стране не учил меня, как паршивого мюрида!

      – Тогда ни о чём меня не спрашивай, раз ты такой гордец!

      Арамеин некоторое время боролся с охватившим его чувством негодования: мало того, что эта женщина разговаривала с ним без должного почтения, она не чувствовала трепета перед его знаниями! Неужели ей ведомо то, чего он не знает? Арсений и вправду был гордецом, но к тому же человеком справедливым.

      – Веришь, что князь придёт в себя? – спросил он, будто ничего не случилось.

      – Не далее, как к вечеру.

      Врач ещё раз взглянул на больного и почувствовал, что ему никак не хочется расставаться с этой удивительной женщиной.

      – Не могла бы ты, Прозора, удостоить меня своей беседы? Не здесь, в другом, более удобном для того месте.

      – Могу. Отчего же не побеседовать, – согласно кивнула она.

      – Ещё хочу тебя спросить, – Арсений с поклоном открыл перед нею дверь, – есть ли у тебя муж?

      – Есть! – рявкнул стоящий сразу за дверью конюший Лоза.

      Глава одиннадцатая

      Сегодня сын – Анастасия, как и Аваджи, была уверена, что у неё будет мальчик, – впервые толкнулся у неё в чреве.

      Она проснулась, и тут же проснулся Аваджи. Будто связанный с Анастасией