Ничего никогда не изменится. Таня Буланова

вопреки всем генуборкам, не раз случившимся при ее участии, но помимо ее воли. Таня отвлеклась на минуту от наведения порядка и рассмотрела карту как следует.

      Извилистая пунктирная линия начиналась возле условного квадратика ее дома. Огибала не менее условный прямоугольник стройки и озадаченно тормозила у границы пустыря – он был обозначен неровными мелкими штрихами, для достоверности. Здесь линия теряла свою линейность, а приобретала, наоборот, самые причудливые формы. Обходя то мелкие, по побольше кляксы луж на «болоте», она виляла и петляла, порой закольцовываясь сама на себе. А дальше – было заметно, что автор сомневался в фактической достоверности изображаемого – пунктир мелькал между потешно-мультяшными дачными домиками, похожими на избушки бабок ёжек. Из одного окошка даже, казалось, махала рукой сказочная старушка. А ближе к краю потрепанного листка громоздились три башни, из которых очень натурально выплывали облака.

      Годы, отделявшие нынешнюю Таню от Тани – создателя карты, делали изображенную на бумаге местность почти всамделишней: то ли из параллельной реальности, то ли из соседнего временного континуума (она подслушала вчера это слово в одной взрослой телепередаче). Она точно знала: эта карта – плод ее воображения, а болота на границе пустыря уже давно высохли, или переместились, или трансформировались до неузнаваемости. Но все же где-то на подложке сознания маячила заманчивая идея: а что если этот маршрут еще существует и крестик, недвусмысленно поставленный в конце пути, сулит находку если не волшебную, то по крайней мере любопытную?

      В Деда Мороза она перестала верить еще года два назад, года на четыре позже чем в бога, но вот ожидание чуда, надежда на какое-то волшебство, что вырвет ее из этого мира, не покидали Таню.

      Она вздохнула, наконец оторвала взгляд от исчерканного клочка бумаги, аккуратно, следуя старым линиям сгиба, сложила его вчетверо и сунула в карман халата.

      Каникулы уже подходили к концу. Потянулись те наполненные томным увяданием, будто смехом сквозь слезы, недели, когда удушливо-жаркие дни сменяются контрастной ночной прохладцей, когда закат опадает на расплавленный асфальт столь же стремительно и непредсказуемо, как первые коричневые листья. На следующее после уборки утро Таня первым делом вновь изучила карту. Только чтобы убедиться, что ныне она не представляет никакой ценности. Однако что-то будто зудело изнутри, где-то под широким отложным воротом халата. И Таня набрала номер лучшей подружки Кати.

      Они дружили уже – фьюх, страшно сказать – лет семь, а то и все восемь, еще с детского сада. Попервоначалу Таня без слез и скандалов туда поутру не отправлялась, еще бы – там приходилось сидеть над отвратительной манной кашей с комками, а то и гороховым супом… с горохом! С детсадовской действительностью маленькую девочку примирила только появившаяся вскоре подруга.

      Катя отличалась рыжиной и серьезным нравом, но не была занудой, как некоторые. Их совместные игры всегда