Тень Эдгара По. Мэтью Перл

Вам».

      Вскоре после этого письма Эдгар По поехал в Ричмонд читать лекции. Вдохновленный реакцией на мое предложение, я засыпал По вопросами о новом журнале и о возможностях добыть денег. Я рассчитывал, что По станет писать мне во время лекционного турне, поэтому регулярно ходил на почту, а когда дела не позволяли покидать адвокатскую контору, проверял списки лиц, на имя которых были письма (эти списки печатались в газетах).

      И конечно, я запоем читал произведения Эдгара По. С гибелью родителей моя увлеченность этим автором только усилилась. Возможно, вы скажете, что читать о смерти неприятно и даже отвратительно. На это могу парировать: Эдгар По, хотя и не идеализирует смерть, но и не считает ее запретной темой. Главное же, для него смерть и конец – не синонимы. Смерть – это испытание, некий опыт, некое знание, которым должен овладеть каждый из людей. Теологи говорят, что душа не гибнет вместе с телом. Эдгар По в это верил.

      Разумеется, Питер выразил полное неодобрение моей идеи – защищать «Стилус» от клеветников. «Я скорее дам отсечь себе руку, нежели стану тратить время на всякие там литературные журналы! Я скорее брошусь под омнибус, нежели…» Полагаю, метафор довольно.

      Пожалуй, вы уже догадались – Питер противился главным образом потому, что я не сумел внятно ответить на его вопрос о гонораре. Пресса зачастую характеризовала Эдгара По как человека практически нищего. «Какой же резон браться за дело, которое других стряпчих не интересует», – повторял Питер. Напрасно я доказывал, что деньги станет приносить новый журнал, которому, без сомнения, гарантирован успех!

      На самом деле мне хотелось сказать совсем другое, а именно: «Послушай, Питер, неужели тебе не претит все время заниматься только доходными делами? Забудь о гонораре. Разве не правильно было бы защитить нечто великое, но попираемое невеждами и стяжателями? Разве не прекрасно было бы что-то изменить в этом мире – пусть даже себя самого?» Однако я понимал, что к этим аргументам Питер останется глух. Смерть Эдгара По вполне устраивала Питера, ибо устраняла самый предмет спора.

      Устраняла – но только не для меня. Чем больше я читал статей, очерняющих По, тем сильнее становилось желание защитить хотя бы его имя. Я, как никогда раньше, чувствовал себя обязанным это сделать. Пока Эдгар По был жив, он мог защищаться сам. Эти критики, эти навозные черви не просто снабжали отвратительными подробностями каждый неприятный факт из жизни По – нет, они буквально слетелись на его труп, точно алчные мухи, и это, с моей точки зрения, было омерзительнее всего. По их логике выходило, что обстоятельства смерти были предсказуемы и даже символичны для человека столь безнравственного. Жалкий конец Эдгара По как бы подтверждал наличие темных пятен в его биографии, а заодно и сомнительную литературную ценность его опусов, раскрывающих нездоровые наклонности автора.

      «Только подумайте, что за ужасный конец, – усмехалась одна газета, – что за ужасный конец!»

      Почему бы не подумать