ПЕРСТЕНЬ МАЗЕПЫ. Жанна Лилонга. Под знаком огненного дракона. Марина Важова

задавал… Что-то он знал такое об этом семействе, знал, но не говорил! И Гриня отправился на Каменный остров без звонка, решив захватить Валентина врасплох и потребовать ответов.

      Дверь открыла невысокая девушка, показавшаяся знакомой. Она была далеко не молода и сильно похожа на Валентина. Сестра, что ли? – подумал Гриня и открыл было рот, чтобы спросить хозяина, но промолчал, разглядев повешенный на стене портрет доктора с чёрной креповой лентой. «Папы уже полгода нет с нами, инфаркт, – опередила девушка его вопрос. – Я Рита, его дочь. Он последнее время часто о вас рассказывал и просил передать вам это». Она прошла в кабинет и вынесла знакомый Грине портфель, без которого Валентин Альбертович нигде не появлялся.

      Пробормотав неловкие слова соболезнования, Гриня взял портфель и, попрощавшись, вышел под своды старых деревьев парка, машинально отметив, что впервые увидел этот дом осенью и прощается с ним тоже под золотым листопадом. Ему не терпелось поскорее заглянуть в портфель. Он просто заставил себя дойти до остановки трамвая и, дождавшись сорокового маршрута, уселся возле задней двери и открыл замки́.

      В глаза сразу бросился белый конверт, на котором были только две буквы Г. Б. Гриня нетерпеливо вскрыл письмо, написанное на листке из блокнота. Письмо было кратким, написано неровным, старческим почерком:

      «Друг мой, считаю нужным это сделать. Мне уже не выбраться, а ты, надеюсь, жив и рано или поздно сюда придёшь. Большой соблазн всё уничтожить, но тебе это может пригодиться. Я всегда верил в тебя, в твой талант. Ты сможешь докопаться».

      В портфеле лежала зелёная картонная папка с завязками-тесёмочками. Очень хотелось тут же, в трамвае, открыть эту папку, но Гриня сдержался, положил письмо обратно в портфель и бездумно проехал оставшийся путь.

      Зелёная папка

      Гриня с детства обладал бесценным качеством. Он мог обуздывать, подавлять эмоции, отстраняться. Это свойство не было врождённым: ни отец его Сандро, ни Василиса им не отличались. Всем, чего он достиг, Гриня был обязан Витусу, бывшему отчиму. Это благодаря ему, а вернее, наперекор его воле, Гриня научился пропускать мимо себя насыщенные отрицательным зарядом оскорбительные речи, уходить от конфликта.

      Уже в более зрелом возрасте он пытался разобраться в механизме такой психологической блокады, но рассудок только портил всё дело – понимание не наступало. Одно было непреложным и ясным. Рефлекторно в нужный момент где-то внутри, чуть правее сердца, срабатывало бессознательное: замедлялось сердцебиение, понижался и затихал голос. Даже температура тела падала, и окружающие порой с удивлением замечали парок из его рта в разгар лета или отшатывались, коснувшись ледяных рук.

      Таким же спокойным он сделался, прочтя письмо Валентина. Настолько спокойным, что по возвращении домой лёг на тахту и моментально уснул. Проспав несколько часов, он в том же безучастном состоянии