Сказки Освии. Два брата. Татьяна Бондарь

исключен из списка походок для «благородных девиц».

      Кузен покорно принял мой чемодан и молча поспешил прочь, делая вид, что не знает меня. С моим чемоданом в руках это выглядело еще глупее, чем «вышагивающий павлин», ранее представленный мной. Мне пришлось идти быстро, так как молчаливый кузен почти убегал прочь с почтовой площади.

      Когда мы ушли с центральных людных улиц и оказались ближе к тихой окраине, он остановился, повернулся ко мне и сказал:

      – Ты, Лисичка, пожалуйста, при матушке так себя не веди, она не любит… э-э-э-э, – он замялся, ища подходящее слово, описывающее, что же именно не любит его матушка, так его и не нашел и закончил беспомощным: – Ну ты сама знаешь.

      Я не знала. Но в его совете совсем не было злобы, только желание помочь. Это меня так ошарашило, что остаток дороги я шла задумавшись.

      Мы дошли до маленького жалкого домика в конце длинной улицы. Он был давно не крашен и не чинен, забор покосился, палисадник зарос крапивой и лопухами выше человеческого роста.

      Подходя к нему, я с сожалением почувствовала, что тетушка Котлета запугала в этом доме всех, да еще и парочку соседей в придачу. Сама она стояла на пороге с неизменной гулькой-котлетой на голове и зло смотрела на нас.

      – Приехала, наконец, – выдавила она вместо приветствия и ушла в дом, больше ничего не сказав.

      Мне и до этого было известно, что тетя рада мне не будет, но все равно стало неприятно. Еще неприятнее было то, что в качестве спальни мне отвели тот самый чулан, о котором я уже упоминала, где сейчас хранились швабры, метлы и пауки. Все это мне пришлось выносить самой. Когда, наконец, чулан был пуст и более или менее очищен от пыли, я достала из своего чемодана старое одеяло, бросила его на пол и легла сверху, попытавшись вытянуться во весь рост. Вытянуться не получилось, ноги уперлись в одну стенку, а голова в другую.

      – Да уж, не дворец. В карете и то попросторнее было, – сказала я сама себе.

      Я провозилась с наведением порядка до вечера. Ни на обед, ни на ужин меня никто так и не позвал, и я поняла, что лягу спать голодной.

      Тетя Котлета была мастером по унижению, притеснению и крику. Она умела орать на каждого из своих шести несчастных сыновей по отдельности, вместе и небольшими группами. Они все, от старшего Мартина до младшего Дэвида, будто пригибались от ее оглушительных воплей.

      Странным было то, что она не трогала меня – скрипела зубами, но не трогала. Я знала, что это не просто так, что она преследует какую-то свою цель. Возможно, для меня она приготовила нечто особенное, например, решила заморить голодом, потому что на следующий день я опять осталась без завтрака. С утра пораньше она отправила меня работать в огород, где я и пробыла до вечера. Было начало лета, и мне удалось найти листья щавеля и пару недозрелых ягод, которыми я и пообедала.

      Вечером я чуть живая, очень грязная и голодная доползла до своей каморки и упала на одеяло.

      – Ну у тебя и родственнички! – раздался из угла знакомый голос.

      – Вряд