Метатрон. Виктория Сурина

– все бросились прочь, причитая и спотыкаясь, плача и теряя рассудок. Они так ждали своего машиаха, что, увидев его – обратились в бегство. Лишь несколько мужчин остались в замешательстве у реки, не понимая узрели они чудо или злое наваждение. Да Яэль и Саломея не тронулись с места, ожидая исхода того, что случилось

      Столб света померк, и Иешуа, опустошенный и ослабевший, сел на камень. Его большие синие глаза были полны слез.

      – Не расстраивайся Иешуа, ты только в самом начале пути. Возьми моих учеников и тех, кто не побоялся узреть тебя и Г-спода в тебе, ступай проповедовать в Йерушалаим и окрестности. Придет время, и они все пойдут за тобой, – Йоханан положил руку на плечо машиаха, пытаясь утешить и придать ему сил.

      Белый голубь слетел со старой оливы, что нависала над Ярденом, и, воркуя, присел на другое плечо Иешуа.

      – Видишь, то святой дух приветствует и подбадривает тебя, брат мой! Ты не один, – ласково улыбнулся га-Матбиль.

      Яэль не знала, куда смотреть, и что ей делать. Всем сердцем она вдруг потянулась к человеку с голубем на плече. Она не верила иудейскому Б-гу, но была готова поверить ему. Она видела то, чего нигде и никогда не могло быть. И это чудо не напугало ее. Свои женским сердцем она чуяла, что Иешуа из Нацрата больше, чем человек или праведник. Он – все, все, что только может быть на земле.

      – Пойдем, Яэль… – голос царевны звучал грубо и отрешенно. – Ты хотела мне показать, где в Йерушалаиме поклоняются твоей богине, Иштар. Покажешь? Говорят, мать с отчимом отправляются туда на пасху.

      – А как же машиах? – вздрогнула Яэль, для которой само имя прежней богини вдруг стало чужим и болезненно острым.

      – Если Б-г не хочет его узреть, я сама создам его, – рабыня не узнавала госпожу, что-то в ней надломилось и будто умерло. Куда пропала юная девушка, что только пробовала свою женскую силу? Она повзрослела и постарела за эти мгновения, словно молодое деревце, в которое попало молния. – Создавать мужчин – вот женский удел, ведь так говорит моя мать? – Саломея расхохоталась так громко и резко, что от ее смеха вздрогнули даже те, кого не напугал глас Г-сподень…

      ***

      Когда под знакомый перезвон медного подноса и стоявшей на нем посуды вошла Синеглазая, я сделал вид, что сплю. Хотелось понаблюдать за ней, пока она не видит.

      Женщина поставила поднос на ковер у моего изголовья и села на пятки спиной ко мне. Я видел только ее балахон и тюрбан. Между ними вызывающе темнела загорелая крестьянская шея, на которую из-под тюрбана просачивались жесткие черные кучеряшки, похожие на шерсть барашка.

      Подол балахона немного задрался и бесстыдно оголил ступни женщины. Грязные, заскорузлые, привычные к босому хождению по горячему песку, острым камням и колючкам.

      Моя спасительница была небольшого роста и несколько полновата. Полновата той мягкой, плавной полнотой, которая так свойственна арабским женщинам, и которую так ценят арабские мужчины.

      Я не мог сейчас разглядеть ее лицо, но помнил, что оно круглое, с милыми щечками и пухлым бантиком