Комендантский час. Андрей Владимирович Костельцев

чести не потеряет, ею не пренебрежет. Ни при каких обстоятельствах.

      – Так ты, выходит, еще мнишь себя поборником чести офицерской?

      Услышав это, генерал замолчал и задумчиво опустил взгляд на центр голой столешницы.

      Самохин же снял свои кожаные перчатки и присев, наконец, напротив отца, бросил их на стол туда, куда был направлен взор Семена Яковлевича, отчего последний тотчас «опомнился» от глубокого раздумья.

      – Да нет, уж черт разберет, где здесь честь, а где…, – начал Утюжнов, но вдруг опять замолк.

      – Пошлость, – закончил фразу капитан и, закинув ногу на ногу, достал кисет с табаком и миниатюрную трубку из глубокого кармана собственного пальто.

      – Тебе ведь вообще плевать, что честь, а что пошлость? Вам ведь слава нужна, – произнес генерал, засматриваясь на то, как сын забивает трубку.

      – А ты не беспокойся, отец, слава просто так не достается, если, конечно, не дурная. Мы свою заслужим.

      – Да чем же? Или разрушение отчизны для вас дело благое?

      – Мы ее спасаем, от вас.

      – От кого, нас? Отцов? Шелупонь, которая от рук отбилась, вот вы кто!

      – Понятное дело. Для вас же все всегда должно быть под контролем, – сказал капитан, подкуривая трубку единственной не отсыревшей в коробке спичкой, – под вашим контролем. Да только глянь, до чего вы под своим присмотром страну довели? А мы для вас, выходит, просто смутьяны, что, будь ремень под рукой, быстро бы присмирели.

      Командир «белых» был и сам не прочь выкурить табаку, да только совесть не позволяла сделать ему это в храме. Поэтому, стиснув зубы, он сидел, как на иголках, и стучал костяшками руки по столу.

      – Нет, сынок, тут ремень уже не поможет. Только пуля.

      – Считаешь, что я смерти заслужил?

      – Если честно, то думается мне сейчас, что оба мы среди живых нынче ходим лишь по великой случайности.

      – Случайности? Тут согласен. Только вот вы так, небось, чудеса божественные называете. Для вас ведь все, что творится, в божий план вписано.

      – Может и так, да только нам Его планы на нас, – закатив глаза наверх, произнес Семен Яковлевич, – и в помине не познать и не осознать.

      – Ровно потому, что и нечего познавать, отец.

      – Не скажи. Бывает ведь так, что солдат чудом под шквальным огнем выживет, а на следующий день его дизентерия свалит или еще какая напасть, что в окопах водится.

      – Бывает, да что-то я не понял, вы в случайности все-таки изволите верить, генерал, али в божий замысел?

      – Случайности наши не случайны. Нам этого, правда, не понять: на все ведь воля Божья, что мы за волю случая чаще принимаем.

      – Опять за своё! Не понять да не признать. Тьфу! Причинно-следственные связи – вот и вся наука. И случайностям, пожалуй, в нашем мире место есть. Только истинным случайностям, а не тем, за которыми создатель стоит.

      – Дык мы в университетах тоже не вольными слушателями были. Когда человек видит божественный знак, но объясняет его случайностью, он просто отказывается от объяснения, ибо случаем можно все на свете объяснить, оттого он и бесполезен.

      Капитан