Я не верю крикам птиц. Женевский квартет. Лето. Евгения Луговая

умудряются испортить домашний климат даже на расстоянии. Ядовитые, как волчьи ягоды. Если бы только отец был жив…

      А в остальном все было хорошо.

      В пятницу после того, как Джонни отыграл Lake of fire и уже относил гитару в подсобку, к нему подошла светловолосая англичанка. Васильковые глаза, крепкая грудь, короткое черное платье. Она пыталась познакомиться, ведомая каким-то ушедшим в прошлое инстинктом благоговения перед бедными музыкантами. Говорила, что больше всего на свете обожает именно этот альбом Нирваны.

      – Господи, там, на MTV, он играл, как бог, да? Наверное, предчувствовал скорую смерть…

      Оценив ее активное стремление понравиться ему, Джонни хотел было предложить поехать к нему, но потом вспомнил, в какой хаос превратил квартиру и стремительно перевел тему. А еще болело колено – может быть, отлежал. К тому же, в смысле секса он оставался традиционалистом: для вдохновения ему требовались хотя бы минимальные чувства к девушке. А то потом проблем не оберешься.

      В средней школе они с друзьями считали, что музыканты меняют девушек каждую неделю, а потом даже не помнят их имен. Никто не предупреждал их, что в повышенном женском внимании нет ничего привлекательного. За приятными минутами и взрывающими кровь поцелуями следуют недели, месяцы, а то и десятилетия расплаты.

      Он бы уже никогда не пошел на те безрассудные романтичные поступки, которые по глупости совершал в пятнадцать лет. Он тогда влюбился в свою лучшую подругу и каждый вечер лазил к ее окну по пожарной лестнице, рискуя огрести от ее отца. А она, глупая, не ценила его самоотверженности. Равнодушно хлопала накрашенными в три слоя ресницами и утыкалась в учебники. Какой тогда толк во всех этих благородных поступках во имя любви?

      Черным котом в застенках памяти свернулось еще одно болезненное воспоминание: они с его первой девушкой смотрят «Титаник», у него в носу пощипывает, он уже чувствует обжигающее тепло слез на щеках, а она бесстрастна, как капитан дальнего плавания. Джонни тогда ушел на кухню якобы попить воды, но успел увидеть легкую снисходительную улыбку на ее губах. Сначала они ждут от тебя чувствительности, а потом безмолвно порицают за нее. Чем не дьявольская логика?

      Нет, он не сдастся в очередной женский плен. Пусть эта англичанка утопит горечь отказа в трех порциях маргариты.

      Вернувшись домой этим вечером, Джонни решил, что пришло время убраться. Не то чтобы его напрягал беспорядок, но дважды споткнувшись об обувные коробки, в которых хранились музыкальные диски, парень решил, что с него хватит.

      Он уже вооружился шваброй и пылесосом, чувствуя себя маленькой прилежной хозяюшкой и приготовился к подвигу, сравнимому с походом Фродо в Мордор, когда в дверь позвонили.

      Джонни, уверенный что звонит Ноа, решил затаиться, но потом понял, что снаружи все равно видно, что у него горит свет.

      – Иду я, иду, – проворчал он, надевая штаны, заляпанные кетчупом.

      Открыл замок и остолбенел. На пороге