Голем. Густав Майринк

прочел книгу до конца и еще держал ее в руках, и казалось мне, что я в поисках чего-то перелистывал свои мозги, а вовсе не книгу.

      Все, что сказал мне голос, я нес в себе всю жизнь, но скрыто было все это, забыто, где-то было запрятано от моей мысли до сегодняшнего дня.

      . . . . . . . . . . . . .

      Я оглянулся.

      Где человек, который принес мне книгу?

      Ушел!

      Он придет за ней, когда она будет готова?

      Или я должен отнести ему?

      Но не припомню, сказал ли он, где он живет.

      Я хотел воскресить в памяти его фигуру, но мне это не удавалось.

      Как он был одет? Стар он был или молод? Какого цвета были его волосы, борода?

      Ничего, решительно ничего я не мог себе теперь представить. Всякий образ, который я себе рисовал, наудержимо распадался прежде, чем я мог сложить его в моем воображении.

      Я закрыл глаза, придавил пальцами веки, чтоб поймать хоть малейшую черточку его облика.

      Ничего-ничего.

      Я стал посреди комнаты и смотрел на дверь; как прежде, когда он пришел, я рисовал себе: теперь он огибает угол, проходит по кирпичной площадке, теперь читает мою дощечку на двери «Атанасиус Пернат», теперь входит…

      Напрасно.

      Ни малейшего следа воспоминания о том, каково было его лицо, не вставало во мне.

      Я увидел книгу на столе и хотел себе представить его руку, как он ее вынул из кармана и протянул мне.

      Я не мог представить себе ничего: была ли она в перчатке или нет, молодая или морщинистая, были на ней кольца или нет.

      Здесь мне пришла в голову странная вещь.

      Точно внушение, которому нельзя противиться.

      Я набросил на себя пальто, надел шляпу, вышел в коридор, спустился с лестницы. Затем я медленно вернулся в комнату.

      Медленно, совсем медленно, как он, когда он пришел. И когда я открыл дверь, я увидел, что в моей комнате темно. Разве не ясный день был только что, когда я выходил?

      Долго же, по-видимому, я раздумывал, что даже не заметил, как уже поздно.

      И я пытался подражать незнакомцу в походке, в выражении лица, но не мог ничего припомнить.

      Да и как бы я мог подражать ему, когда у меня не было никакого опорного пункта, чтобы представить себе, какой он имел вид.

      Но случилось иначе. Совсем иначе, чем я думал.

      Моя кожа, мои мускулы, мое тело внезапно вспомнили, не спрашивая мозга. Они делали движения, которых я не желал и не предполагал делать.

      Как будто члены мои больше не принадлежали мне.

      Едва я сделал два шага по комнате, моя походка сразу стала тяжелой и чужой. Это походка человека, который постоянно находится в положении падающего.

      Да, да, да, такова была его походка!

      Я знал совершенно точно: это он.

      У меня было чужое безбородое лицо с выдающимися скулами и косыми глазами.

      Я чувствовал это, но не мог увидеть себя.

      «Это не мое лицо», – хотел я в ужасе закричать, хотел его ощупать, но рука не слушалась меня, она опустилась в карман и вытащила книгу.

      Точно