Таинственный сад. Маленький лорд Фаунтлерой. Фрэнсис Элиза Бёрнетт

отец приходит к тебе? – осмелилась спросить Мери.

      – Иногда, обычно когда я сплю. Он не хочет меня видеть.

      – Почему? – не удержалась Мери.

      По лицу мальчика пробежала мимолетная тень гнева.

      – Моя мать умерла, когда я родился, и отцу больно смотреть на меня. Он думает, что я не знаю; но я слышал, как люди говорят… Он почти ненавидит меня…

      – Он ненавидит сад, потому что она умерла, – сказала Мери, точно обращаясь к самой себе.

      – Какой сад? – спросил мальчик.

      – О, просто сад… который она любила, – пробормотала она. – А ты всегда здесь живешь?

      – Почти всегда. Иногда меня берут куда-нибудь на морской берег, но я не хочу оставаться там, потому что все люди смотрят на меня. Я прежде носил железную штуку, чтобы у меня спина была прямая, но ко мне приехал важный доктор из Лондона и сказал, что это глупо. Он велел снять ее с меня и держать меня на свежем воздухе. Я ненавижу свежий воздух… и терпеть не могу выходить.

      – Я тоже не любила, когда приехала сюда, – сказала Мери. – Почему ты все смотришь на меня?

      – Потому, что сны такие… настоящие, – раздраженно ответил он. – Иногда, когда я открываю глаза, я тоже не верю, что я не сплю.

      – Мы оба не спим, – сказала Мери. Она окинула взглядом комнату с высоким потолком, с глубокими тенями в углах и тусклым светом камина. – Это похоже на сон… И теперь ночь… и все спят, кроме нас. А мы не спим.

      – Я бы не хотел, чтоб это был сон, – беспокойно сказал мальчик.

      Мери вдруг вспомнила что-то.

      – Если ты не любишь, чтобы люди тебя видели, – начала она, – то хочешь, чтоб я ушла?

      Он все держал в руке складку ее капота и слегка потянул ее.

      – Нет, – сказал он. – Если ты уйдешь, я буду уверен, что ты была… сон. Если ты настоящая, сядь вон на тот большой табурет и расскажи мне про себя. Я хочу послушать.

      Мери поставила свечу на стол возле постели и села на мягкий табурет. Ей вовсе не хотелось уходить. Ей хотелось побыть в этой таинственной отдаленной комнате и разговаривать с таинственным мальчиком.

      – Что рассказать тебе? – спросила она.

      Он хотел знать, сколько времени она жила в Миссельтуэйте-Мэноре; в каком коридоре была ее комната; что она делала; нравилась ли ей степь или не нравилась, как ему; где она жила, прежде чем приехала в Йоркшир. Она отвечала на все эти вопросы и на многие другие, а он лежал на подушках и слушал. Он заставил ее рассказать ему про Индию, про свое путешествие по океану. Она поняла, что он не знал того, что знали другие дети, потому что был больной. Одна из его нянек научила его читать, когда он был маленький, и он всегда читал и рассматривал картинки в роскошных книжках.

      Хотя отец его редко приходил к нему, когда он не спал, все же ему давали всякие удивительные игрушки, чем позабавиться. Но ему, очевидно, никогда не было весело. Он мог иметь все, что бы он ни попросил, и его никогда не заставляли делать то, чего ему не хотелось делать.

      – Всякий должен делать то, что мне угодно, – равнодушно сказал он. – Когда я сержусь, я заболеваю. Никто не думает, что я буду