Вернуть отправителю. Виктор Доминик Венцель

он вместо приветствия. Голос Морица был таким же невыразительным и бесцветным, как кусок картона, – Что-то случилось? Или ты заглянул просто так? Неужели Смотритель дал разрешение?

      – Я нашел твое письмо в ящике, вот и решил его занести, – отозвался Клеменс извиняющимся тоном, протягивая белый конверт, – Кажется, на Рождество приходил Почтальон. Только мы его не заметили.

      Мориц недоверчиво покосился на него, взял бумагу в руки, внимательно перечитал адрес и имя на обратной стороне. Хмурое лицо его на мгновение просветлело, глубокие морщины разгладились.

      –Проходи, не стой в дверях, – произнес он, и голос его наконец-то ожил, – Если бы ты только знал, как долго я не получал писем.

      ***

      Мориц был на десять лет старше Клеменса, но выглядел уже глубоким стариком. Всю свою жизнь он прожил в Бринкерхофе, орудуя ломом и киркой в шахтах, добывая уголь и руду, пока окончательно не подорвал свое здоровье. Он рано вышел на пенсию, и они с женой переехали в Глекнер, этот некогда курортный город, двенадцать лет назад, где врачи поставили его супруге неумолимый диагноз – рак. Минул год, и Мориц остался совсем один. Когда-то он говорил, что у него есть две дочери – одна в Берлине, другая в Дюссельдорфе, но видимо, ни одна из них не пожелала помочь своему отцу. Тогда Мориц продал свою квартиру в центре Глекнера и страшно запил. От алкоголя он отказался совсем недавно, когда приехал в отель на окраине старого города и с тех пор почти не выходил из своей комнаты. Как и обещал Смотритель, порядки, установленные под этой крышей, надежно излечивают любого от вредных привычек. Мориц был ярким тому подтверждением.

      Внутри оказалось бедно, но опрятно, и даже уютно. Планировка комнат была точно такой же, как у Клеменса, исключая только маленькое помещение, вроде кладовой, прямо возле шкафа. Жесткая пружинная кровать в углу, широкий стол – по совместительству и письменный, и обеденный, несколько тумбочек и допотопный телевизор – обязательный атрибут каждого номера в гостинице, заботливо вытертый от потеков и пыли. Мориц за своими вещами следил очень внимательно.

      Клеменс стянул ботинки, снял куртку, аккуратно повесив на крючок у входной двери, и неспешно прошел в зал, следуя за хозяином. Мориц махнул рукой в сторону массивного кожаного кресла с вытертыми подлокотниками и исчез на кухне, набирать чайник. Клеменс сел, откинулся на спинку, внимательно оглядываясь кругом. Он задержал взгляд на единственной фотографии, висящей в деревянной рамочке на стене. Слишком уж сентиментально она смотрелась в этом номере.

      – Это Херта и Катарина, мои дочери, – коротко пояснил Мориц, снова появляясь в комнате, – Последнее их совместное фото, прежде, чем я переехал. Они прекрасны, правда?

      – Правда, – искренне согласился Клеменс, разглядывая снимок, – Письмо от них?

      – От Катарины, – нехотя ответил Мориц, пожав плечами, – Рад, что хоть она меня помнит. Но конверт я вскрою потом, если ты не возражаешь.

      – Конечно, – отмахнулся Клеменс.