Глушь. Илья Сергеевич Кандыбович

Все имена вымышлены, все совпадения случайны.

      Благодарю!

      Часть 1

      Ноги, облаченные в тяжелые ботинки, неистово вязли по перепаханному после сбора урожая колхозному полю. Дороги не было. Пришлось идти напрямик. Слезливо моросило дождем, словно отступающей надежды недоношенный ребенок. Я старался делать шаги шире, чтобы ноги меньше погружались в этот плодородный глей. Но был не прав, не то чтобы я часто бывал таким, но постоянно пытался. Услужливые одинокие деревья были мне ориентирами. Одинокие валуны не имели надписей, но им доводилось не раз выручать меня, выступая в качестве указателей.

      Известный номер позвонил мне на мобильный, и я ответил:

      – Да, алло.

      Известный голос пропищал в трубку:

      – Двигайся на север, в безымянный хутор. Собери там все.

      На этом разговор прервался. Это был мой работодатель.

      Сквозь тьму лабиринтов направлений севера, я двинулся туда, выбрав один из них. Мерцание звезд не угасало до рассвета. Морось, продолжалась с каждой минутой. Недоеденный хлеб, недопитая вода, как напоминание, как сумрачный карманный призрак. Который во времени веков сменял бесконечные числа, бесконечных вселенных. Это отличительный признак былого времени, когда все было спокойно.

      Вспоминая времена студенчества, в гуманитарном институте, влеклось по полю небывало легче, чем можно было представить. Преодолевая некогда величественные земли, кормившие миллионы, ныне пустоши и пустыри. За сутки, сразу по многу, десятки километров.

      Пустующие навсегда напоминавшие вывески, отсутствующие постоянно. Отсутствующие постоянно места пребывания. Потерянный в пространстве. Новый скиталец. Своевременный путник, загубленных душ проводник на лодке.

      Я собирал фольклор. Давно уходящие, шутки и забавы, песни и рассказы, люди цеплялись за них, изучали. Старики с великим удовольствием старались рассказать, спеть, пошутить все что знали. Они больше хотели выговориться, нежели поделиться своим достоянием с чужеземцем.

      Отходит на дальний план сбор урожая. Откладывались подальше все дела. Неслась водка, вино и самогон, только был бы повод, который давно покинул края, в которых я обычно бываю.

      Хутор по имени икс. Туда не приедут дорогие машины из столицы, чтобы проведать умирающих родственников, чтобы пожарить мясо на костре, чтобы напиться, и так сказать отдохнуть. Жизнь, в молодой форме давно покинула эти края, брошенная на растерзание последних нескольких лет, а может быть и десятка. Дальше и в время, чуть выше, чем два метра под землю, а иногда и там.

      Действие становилось бездействием. Морось проходила уже тогда, когда на горизонте, у опушки увядшего леса, показывался черный хутор. Где должны были быть и сказки, и жуткие песни с непристойными танцами одичалых старух. Но никто, даже мудрейший, не смог бы мне сказать, что там случится сегодня ночью.

      На этих пространствах, на этой пожухлой и безрадостной траве, которая лежала уже с середины ноября. Она ничего не знала, только то что ей нужно продолжать лежать, до самой середины весны, чтобы снова налиться водой и соками. Чтобы снова разбудить в своих гущах различных насекомых и пауков. Которые будут плести сети, ловить летающих мимо них, и жадно впиваться в каждую невезучую жертву.

      Застигнутый врасплох этими колючими ветрами, сильными и пронизывающими. Запутанный в холодных иголках мороза. Трепещущий от каждого шороха в кустах придорожных, боящийся каждого шепота полевых мышей. Они оскорбляли меня своим присутствием, свое небывалой жизнью. Я оскорблял их своими мыслями и страхами. Мы тогда становились равны и безутешны, слишком странны и безупречно дружелюбны по отношению друг к другу. Передавали они мне привет, от моих дальних родственников. Мамой клялись, что действительно их знали. Мне оставалось лишь усмехаться их выходкам, и бросать в лживых грызунов твердые камни, как вечность снимая слой за слоем неоправданный строй.

      Хутор в то время начинал отдаляться, словно смешно ему было от этого. Как будто непременно дальше становился, ограждая меня от посещения его в своих попытках. Но я имел твердую цель, я хотел безупречно выполнить свою работу. Я уже слышал лай собак. Сначала одной, а затем целый хор, охваченный истерией, в предвкушении нового гостя, новой жертвы современной эпохи. Они знали больше чем я, они делали это лучше. Глухие звуки переполоха наполняли расстояние между мной и этим несуразным хутором. Воздух становился гуще, и тяжелее от этого были шаги навстречу. Может это знак? Может это дешевое пророчество? Но никому не дано видеть будущее, никто не смеет сказать тебе что случится.

      Подойдя поближе к поселению, сильный ветер резким порывом ударил мне в лицо. Я хотел было развернуться и убежать. Спрятаться подальше от ужаса, который постепенно начинал меня охватывать. Воротник начало развивать по ветру, и я застегнул его выше, зарылся носом в него, и ускорил шаг, в надежде найти укрытие в одном из обветшалых дворов, согреться и передохнуть. Я начал представлять запах ветхих сеней, такой старческий, такой безнадежный. Следом несуразные сундуки с бесполезными вещами, но так бережно хранимые. Унылые двери, которые