Наглец. Лена Сокол

даже ментов вызвать. Расскажи им, что ты хотел купить у нас ворованную картину!

      Холодное дуло останавливает Имрана и вынуждает мужчину заткнуться.

      – Стой, – говорю я, когда Макс начинает двигаться к выходу.

      Он переводит пистолет на меня. Первый раз вижу у Швецова такое выражение лица: «Больше никаких шуток, игры окончены». Чертов зверь, готовый убивать.

      – Деньги – мои, ты не уйдешь отсюда… – рычу я.

      Моя угроза его не трогает.

      – Еще один шаг, – цедит сквозь зубы Швед, – и ты – труп.

      – Нет, тебе такое не по зубам, – усмехаюсь я, не чувствуя пола под ногами.

      Колени подгибаются, но я иду прямо к Максу.

      – Проверим? – он подается мне навстречу.

      – Я это так не оставлю, ты меня знаешь. – И опять – полметра в его сторону.

      – Предупреждаю в последний раз, – он понижает тон, – еще шаг… и ты – покойник.

      – Духу не хватит, – последнее, что я успеваю сказать.

      И тишину разрывает оглушительный хлопок. Инстинктивно зажмуриваюсь в тот момент, когда меня отбрасывает назад. В ушах шумит, воздуха не хватает. Падая на колени и заваливаясь на бок, краем глаза все еще вижу оружие в его руке.

      Перед тем как в недоумении уставиться на расплывающееся на груди огромное красное пятно, замечаю взгляд бывшего друга. Там нет сожаления. Швед скорее доволен. Полностью уверен в себе. Он доказал, что не тряпка, заявил, что и впредь не станет довольствоваться вторыми ролями.

      – Что же это такое, – причитая, наклоняется ко мне Фридрих Робертович.

      Его ладони дрожат, окунаясь в горячую кровь, которой насквозь пропиталась моя рубашка. У меня мутнеет перед глазами. Хватаю воздух словно рыба, выброшенная на берег. Не могу поверить, что все кончено.

      – Кто следующий? – холодно спрашивает Макс, оглядывая присутствующих. – Есть желающие?

      Имран громко сглатывает, а Фил, хозяин бара, вжимается в стойку широкой спиной.

      – Тогда всем счастливо! – Швед пятится, продолжая держать нас на мушке.

      – Срочно вызывайте «Скорую», – кряхтит старичок, опускаясь передо мной на колени, когда слышится грохот закрываемой двери.

      Швецов ушел, а последним, что я увижу, будет малиново-бордовый потолок душного бара. Чувствую, как меня начинает трясти. Я задыхаюсь, кровь толчками гудит в ушах.

      – Никакой «Скорой»! – орет Имран, пиная ногой стул.

      Тот с треском падает на каменный пол.

      – Молодой человек ранен, он сейчас умрет, – настаивает старик.

      Сквозь мутную пелену различаю, как он склоняется надо мной: его одежда уже перепачкана кровью.

      – Какая, на хрен, «Скорая»? – южанин ударяет ладонью об стол. – Чтобы они начали разбираться, что я здесь делаю?! Мне нельзя светиться в таких делах!

      Он принимает из рук телохранителя пиджак и быстро надевает. Дрожащими пальцами лихорадочно хватает еще дымящуюся сигару из пепельницы.

      – Нет, вы как хотите, но нужно вызывать медиков, – Фридрих Робертович с трудом поднимается. – Несите телефон! – строго наказывает