Безумство Мазарини. Мишель Бюсси

– и то и другое.

      Сегодня шорты и майка были всего-навсего влажные. Ужин оказался не таким отвратным, как в другие дни, – может, потому, что в команду дежурных входили две девушки из наших пяти. Даже картошка в запеканке с мясом почти пропеклась. После ужина у нас было свободное время, делай что хочешь. Ко мне подошел Арман, предложил поиграть в таро. Я ответил, что ложусь спать, и он уставился на меня круглыми совиными глазами:

      – В четверть десятого?

      Я держался загадочно – и не только для того, чтобы он отстал, просто хотел проверить на нем, ощущается ли атмосфера загадочности, которой я, как мне казалось, себя окутал.

      – Извини, Арман, мне надо разобраться с одним делом.

      – О чем ты? Замутил с кем-то?

      – Мне не до того. Сегодня вечером случилась невероятная вещь, от которой и спятить недолго. Так что надо навести порядок в голове. Разработать план.

      – План?

      Обычно он успешнее поддерживал разговор. Значит, я подцепил его на крючок.

      – Ага, план. И вообще-то мне понадобится твоя помощь.

      – Никаких проблем, – небрежно бросил Арман и тут же добавил: – Раз так, воспользуюсь случаем и пойду по бабам. Мне кажется, Ванесса только того и ждет. Я побежал, надо ковать железо, пока горячо. Тем более если в ближайшие дни придется заниматься тобой.

      Арман уверен, что я ему лапшу на уши вешаю. Вот и отлично. Когда завтра утром выложу свою историю, сам увидит, блефую я или нет.

      Арман ушел. Все остальные разбрелись кто куда. Одни разговаривали, другие пели под гитару, кто-то играл в футбол. Мне было хорошо в одиночестве. Я не спеша причесался – волосы у меня прямые и чуть длинноваты, но не настолько, чтобы это выглядело действительно вызывающе. Почистил зубы. Переоделся в сухую футболку. Потом пошел в пустую палатку, куда по ночам набивалось двенадцать человек. Большая армейская, она была разделена занавеской на две половины, с одной стороны семь парней, с другой – пять девчонок. Залез в спальник и попытался привести мысли в порядок.

      Мне было удивительно хорошо. Я не связывал это напрямую с тем, что мой отец оказался жив. Эйфория, оттого что воскрес человек, которого я любил, которого считал умершим и которого снова увидел? Нет, мной владело другое чувство.

      Я всего лишь хранил в памяти его лицо и немногие обрывочные картинки прошлого.

      Ничего такого, о чем можно было сказать: «Я любил отца».

      Не чудовищно ли так думать?

      И не обманывал ли я себя и на этот раз, думая так?

      Ответа у меня не было, я всего лишь отметил, что ощущение утраченной и возвращенной любви не главное. Главным было другое – логика цепи событий подтверждала мои догадки. Каждое из предположений казалось бредом, грезой, фантазией, и тем не менее все они оказались верными, я нисколько в этом не сомневался.

      Я с самого начала был прав!

      Эта уверенность наполняла меня невероятной силой, я чувствовал, как эта сила в меня вливается. Чувствовал свое превосходство над всеми остальными парнями и девчонками в этом лагере. Мой статус сироты и так ставил меня в особое положение,