Дальгрен. Сэмюэл Дилэни

секвойной коры, к аромату сваренного кофе, и белое солнце мастерило из древесных крон серебристую игольницу, и туман обволакивал худосочные стволы…

      – Вот. – Миссис Ричардс вернулась и села. – Надеюсь, вы не против.

      Джун, отметил он, в подражание ему тоже пыталась обнять чашку ладонями.

      – Это что?

      На голубой почтовой бумаге в рамочке миссис Ричардс черными каллиграфическими буквами выписала его стихотворение.

      – Я там, наверно, ошибок насажала, я понимаю.

      Он дочитал и уставился на нее в растерянности:

      – Как вам это удалось?

      – Оно мне запомнилось очень ясно.

      – Целиком?

      – Там же только восемь строчек. Застревает в голове накрепко. Тем более что оно ведь нерифмованное. Я где-нибудь страшно ошиблась?

      – Запятую пропустили. – Он толкнул листок к ней по столу и показал.

      Она посмотрела:

      – Ой, точно.

      – Вы вот так взяли и его выучили?

      – Не могла выкинуть из головы. Это же не страшно?

      – Э-э… очень красиво получилось. – Он попытался распознать тепло внутри: не смущение, не гордость, не страх, так что имени оно не обрело.

      – Возьмите себе. – Она выпрямилась. – Положите в тетрадку. Я, понимаете, сделала две копии… Одну оставлю себе. Навсегда. – Голос ее чуточку сорвался. – Я потому и распереживалась, когда решила, что вы больше не придете. Вы правда вернулись в парк и там ночевали, вот просто так, совсем один?

      Он кивнул:

      – Там и другие люди есть.

      – А, ну да. Я про них слыхала. Эдна рассказывала. Это… поразительно. Но вы не ответили: это ничего, что я запомнила ваш стих? И записала?

      – Э… ну да. – Он улыбнулся и страстно пожелал, чтоб она вставила запятую. – Спасибо. Мы, кстати, сегодня можем уже переносить вещи. Вы тут всё приготовили?

      – Да? – Она как будто закручинилась. – То есть у вас там все готово.

      – Надо было мне, наверно, вчера зайти и предупредить, что сегодня можно переезжать.

      – Артур, – который стоял в дверях с распущенным галстуком, – Шкедт говорит, сегодня можно переехать. Когда вернешься домой, голубчик, мы уже будем наверху.

      – Хорошо. Ну вы горазды трудиться! – Когда мистер Ричардс дошел до стола, миссис Ричардс уже успела налить ему кофе. Он взял чашку, не садясь. Чашкино отражение отлетело от красного дерева, смутно помаячило, пока он пил, а потом вдруг приблизилось наплывом, белой рыбиной в буром пруду, навстречу звяку фарфорового ободка. – Побегу. Пускай вам Бобби поможет с мелочами. Ему полезно двигаться.

      – Кровати, и вообще… – Миссис Ричардс покачала головой. – Я вот думаю – может, еще кого на помощь позвать?

      – Я сам все перенесу, – сказал Шкедт. – А кровати разберу.

      – Ну, если вы точно уверены.

      – Конечно, он сам, – сказал мистер Ричардс. – Ладно, я пошел. До свидания. – Узел под пальцами взобрался под крылышки воротника, поерзал, встал на место. Мистер Ричардс развернулся и вышел. Грохнула дверь.

      Шкедт посмотрел, как янтарный ободок нервным приливом набегает