Горькое счастье. Аристарх Барвихин

уж выходит… что ж поделать, когда у нас одно это и есть весельство…

      – Все рано не пойму, зачем так плодиться!

      – Да так, приключается. У нас ведь как говорят: «Слава Богу, не без доли: хлеба нету, так дети есть».

      – Ах, ну что с ней поделаешь! – махнул на бабу князь. – Тоже ведь своя философия на все. Ну тебя, ступай с богом!

      Баба поклонилась опять и ушла.

      – Вот видишь – какого ума русские-то мужики да бабы, – заметил князь. – Рассудительности не более, чем у скота, прости господи!

      – Однако есть множество путей помочь этому народу стать лучше, – сказал Николай. – На этот счет у меня есть свои мысли.

      – О, расскажи мне, это было бы преинтересно.

      – По моему мнению следует нам, людям просвещенным и с достатком, потрудиться на благо вот таких простых темных людей, как эта… что встретилась нам.

      – И каким же образом? Поместья свои им раздать, а самим в избы переселиться?

      – Нет, зачем же. Для улучшения их положения вполне достаточна целенаправленная деятельность для пробуждения дремлющих в этом темном народе сил…

      – Тоже темных…

      – Не понял вас, Павел Григорьевич.

      – Если народ наш темен, то и пробудить в нем можно только силы темные, – заметил князь.

      – Зачем же видеть людей в таком черном цвете, и без того в жизни много горького, а что ж будет, если никто никому не станет верить и никого не будет любить?

      – Любить-то как раз и надо, но не всех и не всякого. Особливо я бы поостерегся любить низкий люд, это ему не на пользу, – убежденно проговорил князь. – Да и не понимает наш народ любви-то к себе, за дураков почитает добрых-то бар.

      – Жестокосердие приводит к жестокосердию – в этом я убежден, – сказал Николай. – А потому твердо намерен держаться того мнения, что только прекрасные и полезные истины сделают сердца людские лучше.

      – А я тебе скажу, что прекрасные и полезные истины, исходящие из уст господ радетелей народного блага, представляют для деревни лишь простое сотрясение воздуха, – проговорил с некоторым раздражением князь.

      Во время их разговора к ним подвели двух оседланных лошадей. Николай и старый граф сели на них, при этом одинаково ловко. По тому, как быстро Павел Григорьевич оказался в седле, никак нельзя было сказать, что ему уже немало лет.

      Они отправились кататься верхом. Во время их прогулки Николай все-таки не удержался и спросил:

      – Дядюшка, а поговаривают, что у вас тут в деревнях есть свои дети? Это правда?

      – Есть некоторое количество, – признался князь. – Однако не вижу в том ничего постыдного. Право первой ночи, «ius primae noctis» – с древних времен во многих местах бралось за правило. И у нас не исключение. Однако вот что тебе скажу – я этим никогда не злоупотреблял. И насильничать себе не позволял. Однажды даже такой у меня случай был. Девица одна гуляла с разными парнями, а как замуж собралась идти – так кинулась ко мне в ноги. Мол, помоги, барин, возьми меня перед венчанием к себе хоть на ночь. А то что я своему мужу скажу, когда он про мою прежнюю жизнь прознает. Вот так-то. И, кстати говоря, у нас с ней и не