Кумир для Страховидлы. Рената Окиньская

сопровождаемых подробными комментариями, зачастую достаточно едкими в отношении окружающего мира.

      Оксана носит короткую стрижку на темных волосах, и предпочитает макияж в стиле женщины-вамп, что как нельзя лучше подходит к ее характеру. Ленивая дочка богатых родителей, «упакованная» в лучшие шмотки и облагодетельствованная шикарным авто, она все никак не может простить последним, что ее «выперли» на работу, заставив хоть как-то заботиться о себе. Хотя подозреваю, что свою зарплату она тратит на разные прихоти, продолжая плотно паразитировать на родительских шеях.

      Всех троих я как-то раз за глаза сгоряча назвала «стервочками». Объединенное прозвище оказалось настолько удачным, что тут же приклеилось к ним намертво. Девчонок с тех пор так и называли, причем и не только за глаза. Понятное дело, что нашлись «добрые люди», просветившие, кому девушки обязаны таким милым обращением. Любви ко мне с их стороны это, ясное дело, отнюдь не добавило, но я не очень-то переживала по этому поводу. Девушки относились к той категории людей, завоевать расположение которой я никогда не стремилась.

      Сейчас, глядя, насколько равнодушно Вика с Оксаной отнеслись к тому, как переживает их подружка, я не выдержала. В конце концов, если одна из сотрудниц моего отдела ревет в три ручья, меня это напрямую касается. А, кроме того, просто не хочу я быть ни стервой ни свиньей.

      Я подошла к ней.

      – 

      Машунь, ну давай уже, успокойся, – попросила я и погладила ее по растрепавшейся гриве волос, на ощупь оказавшихся нежными, словно руно молодого барашка. Маша только всхлипнула в ответ, протяжно, со вздохом. Вика с Оксаной покосились на меня враждебно, но даже не пошевелились.

      – 

      Маша, давай соберись, возьми себя в руки, – я старалась, чтобы мой голос звучал ласково, спокойно, и в то же время твердо. – Прекращай плакать, а то голова болеть будет… И потом, здесь полиция, им нужно будет показания давать. А ты и сказать ничего не сможешь.

      – 

      Я не хочу ничего говорить! – в панике пискнула Маша, не поднимая головы, – Они меня заставят вспоминать все! Я не хочу!

      – 

      Я понимаю, что не хочешь! – я снова погладила ее по растрепанным волосам. – Никто здесь не хочет. Только нам все равно придется.

      – 

      А я не хочу! Не буду! – Маша снова всхлипнула. – У него башка была разбита! И морда синяя! Я не хочу об этом говорить! – мне показалось, что она вот-вот снова пустится в рев. Надо было что-то с этим делать!

      – 

      Машунь, успокойся! – я уговаривала ее как маленького ребенка, и не очень понимала, что мне делать. Машка меня никогда не любила, думаю, ей не особо приятно, что я к ней пристаю. А эти ее чертовы подружки даже не почесались, чтобы ей помочь!

      – 

      Маш, я понимаю, что ты не хочешь говорить с полицией. Я понимаю, что ты боишься. Но и ты тоже пойми – Витю ведь убили! – при этих словах Машины плечи опасно дернулись,