Без суда. Артем Римский

пути, а Сол уже давно не испытывал приятных воспоминаний о своем прошлом. Он сосредоточил взгляд на вечерних сумерках, пробивавшихся сквозь тонкую синюю занавеску на окне, и в какой-то общей картине вспомнил свои юношеские годы, наполненные музыкой, страстью мечтаний и их будущих свершений, постоянной усталостью от тренировок и дисциплины. Такой приятной усталостью, без которой, наверное, не бывает полноценной жизни.

      – Сначала было тяжело, – вновь заговорил Сол с непроизвольной улыбкой на лице. – Потом первые плоды, уважение, пророчества блестящего будущего, бесконечная мотивация и вера в себя. Какая-то пугающая работоспособность… по крайней мере, сейчас она мне кажется пугающей, – засмеялся Сол и вновь посмотрев на девушку, увидел, что она тоже откинулась на спинку кресла и смотрит на него с грустной улыбкой. – Ну, а потом этот конкурс молодых талантов в лондонском Альберт-холле, на последнем курсе консерватории, и несмолкаемые аплодисменты от лучших пианистов современности, от членов королевской семьи. Господи, я ли это был?

      – Ты занял там первое место?

      – Да. Эйн стал четвертым. Вторым был Марсель Фломэ из Франции – у него сейчас все в порядке, – третьим стал австрийский парень, который по слухам уже спился.

      – Ты рано звезду поймал?

      Сол пожал плечами.

      – Не знаю, Наоми. Правда, не могу тебе сказать, когда произошел надлом. Если бы знал, то не был бы здесь. Три года между двадцатью тремя и двадцатью шестью, словно в дымке. И вроде бы все начиналось так хорошо, и не было видимых причин все испортить, но… все испортилось.

      – Это не усталость?

      – Нет. Разумеется, первое время я все списывал на усталость, но потом этот самообман перестал помогать. И… – Сол горько засмеялся и покачал головой. – Если бы я хотя бы точно знал, что мне все это не нужно, то всем моим проблемам пришел бы конец, но, черт возьми, я этого не знаю. Я не знаю, хочу я быть музыкантом или нет? Не знаю – музыкант я или нет?

      Сол взял бокал и выпил его до дна.

      – Я выгляжу жалко?

      Наоми отрицательно покачала головой и тоже немного выпила.

      – Нет. Искренность чувств никогда не выглядит жалкой.

      – Это хорошо. Я не хочу, чтобы ты жалела меня.

      – А чтобы гордилась?

      – Не сейчас, – серьезно ответил Сол. – Не таким мной.

      – Но я горжусь тобой и таким. И тем, который покорял своей игрой королевскую семью, хоть я его и не знала. Что ты играл там?

      – В Лондоне?

      – Да.

      – Финальным аккордом была двадцатая соната Шуберта.

      – Надо будет послушать.

      – С трудом это представляю, – засмеялся Сол и указал на плакат Ramones.

      – Ой, не выделывайся, – скривилась и одновременно улыбнулась Наоми. – Они классные.

      – Надо будет послушать.

      – При всем уважении, мне кажется, что классическая музыка преимущественно скучна.

      – Нет, это не так, – Сол вновь посмотрел в окно. – Да и неправильно