Полет летучей мыши. Ю Несбё

смерти и похоронах. Напоследок он поймал ее улыбку, и долго еще она сияла у него перед глазами.

      – Черт! – пробормотал он. – А, была не была.

      В баре гремела музыка «Walking On Sunshine», и все трансвеститы, а также некоторые гости дергались под нее, забравшись на стойку бара.

      – В таких местах, как «Олбери», печали и скорби не задерживаются, – заметил Эндрю.

      – Неудивительно, – отозвался Харри. – Жизнь продолжается.

      Попросив Эндрю подождать, он вернулся в бар и помахал рукой Биргитте:

      – Прошу прощения, еще один вопрос.

      – Да?

      Харри сделал глубокий вдох. Он уже пожалел, что сказал это, но отступать было поздно.

      – Вы не знаете, здесь есть какой-нибудь хороший тайский ресторан?

      Биргитта задумалась:

      – Да-а… есть, на Бент-стрит, в Сити. Знаете, где это? Говорят, очень даже приличный.

      – Раз так, не могли бы вы сходить туда со мной?

      Как-то глупо звучит, подумал Харри. И непрофессионально. Даже слишком. Биргитта обреченно вздохнула. Но Харри понял, что это – начало. К тому же она улыбнулась.

      – Вы часто так делаете, господин следователь?

      – Бывает.

      – И как, срабатывает?

      – В плане статистики? Не очень.

      Она рассмеялась и с интересом посмотрела на Харри. Потом пожала плечами.

      – А почему бы и нет? Среда у меня выходной. Встречаемся в девять. И платишь ты, snutjävel[9].

      3

      Епископ, боксер и медуза

      Когда Харри открыл глаза, было всего три часа ночи. Он попытался заснуть снова, но не мог отвлечься от мыслей о странном убийстве Ингер Холтер и о том, что сейчас в Осло восемь вечера. К тому же он вспоминал веснушчатое лицо, которое видел всего пару минут, а потом чувствовал себя последним дураком.

      – Ну и олух ты, Холе! – ругал он себя шепотом в темноте.

      В шесть часов он понял, что надо вставать. Приняв освежающий душ, Харри вышел навстречу неяркому небу и утреннему солнцу и стал искать, где бы позавтракать. Со стороны Сити доносился гул, но городская суета пока еще не достигла своего пика. У района Кингз-Кросс был свой шарм, свое очарование небрежности, и Харри заметил, что идет, напевая какой-то веселый мотивчик. На улицах пусто, если не считать нескольких загулявшихся полуночников, спящей парочки, мило устроившейся под одеялом на лестнице, и легко одетой бледной проститутки, заступившей на утреннюю смену.

      Возле ресторанчика у обочины стоял его владелец и мыл тротуар. В замечательном настроении Харри заказал ветчину и тост и расправился с завтраком, глядя, как легкий ветерок заигрывает с салфеткой на столе.

      – Что-то рановато, Хоули, – сказал Маккормак. – Ну и правильно: мозг лучше всего работает утром, между половиной седьмого и одиннадцатью. А потом уже толку не жди. К тому же с утра тут тихо. Зато в девять начинается такой бедлам, что я простой мысли в голове удержать не могу. Ты, думаю, тоже. А вот у сына в комнате вечно гремит магнитофон. Говорит, в тишине он не может делать уроки. Представляешь?

      – …

      – Но вчера

9

Негодник (шведск.).