Седьмое небо в рассрочку. Лариса Соболева

снова целился и вдруг… Стас перестал справляться с управлением! Не понимая, что произошло, он выкручивал руль в разные стороны, чтоб угадать шестым или даже седьмым чувством, где заклинило и почему.

      А машину несло по намеченному только ею маршруту – к обочине, при этом она виляла задом, как девица на панели за сто рублей. Когда авто выходит из подчинения и ты не ощущаешь сцепления колес с землей, обманчивый полет железа, внутри которого находишься, приводит в состояние дикого ужаса. Стиснув зубы, Стас зажмурился и сгруппировался в момент «ныряния» в кювет. Сквозь треск и удары железа о землю он слышал, как Гога зверски матерится…

      5

      – Кто здесь? – вскинулась Сабрина.

      – Это я, я, – шепотом сказала большая тень, подплывая к кровати. – Тата наглоталась колес и уснула, а я… я знала, что ты не спишь.

      – Ну, теть Маша… – на выдохе облегчения протянула Сабрина. – Ну и напугала ты меня…

      – Дурочка, в доме, кроме нас, никого, – присев на кровать, которая под ее весом застонала, рассмеялась Маша. Но вдруг смутилась, подыскивая слова, оправдывающие ее появление, а подбирались они неудачные: – Извини, мне показалось, с тобой что-то не то… Ты росла на моих глазах… не чужая вроде… Правда-правда, не чужая… Я не из любопытства. Можешь не говорить, что с тобой, вмешиваться в личную сферу сейчас не принято…

      Сабрина, натянув на колени ночную сорочку, обхватила их руками, переплетя пальцы, задумалась.

      – Плохо, что не принято, – сказала она грустно. – Теть Маша, раз уж пришла, может, ты расскажешь правду?

      – Э-у… а… – стушевалась та. – Что?

      – Вот и поговорили, – усмехнулась Сабрина.

      – Нет, детка, если знаю…

      – Конечно, знаешь, – перебила Сабрина. – Все вы знаете, но не хотите навредить маме. А она сама себе вредит. Отец оставил нам эту домину в счет алиментов…

      И тут Маша, не желая того, встала на защиту Ленчика:

      – Он не мог дать гарантии, что у него будет постоянная работа, поэтому решил обеспечить тебя жильем.

      – Но давал деньги, – снова перебила Сабрина, – покупал мне одежду, между прочим, очень дорогую, игрушки… самые-самые.

      – Не поняла, что тебя не устраивает?

      – Я не устраиваю себя, я!

      Сабрина сбросила ее руку, спрыгнула с кровати и, копаясь в сумке, пару раз шмыгнула носом. Маша, имея троих детей (и единственного мужа), научилась остро чувствовать внутреннюю нестабильность близких и умела проявить сочувствие, которого многим не хватает. Она из породы отзывчивых людей, на большой груди которых можно безбоязненно выплакаться, это золотое качество делало ее почти святой.

      – Итак, тетя Маша… – закуривая и возвращаясь на кровать, сказала Сабрина. – За что мама ненавидит отца?

      – Разве? Ненавидит – это слишком громко сказано…

      – Тогда тихо скажи, – поиграла словами Сабрина, но как-то уж мрачновато. – Ты же знаешь ее главную песню: отец не выполняет свой долг, не заботится обо мне, не думает о моем