Легенда об Уленшпигеле и Ламме Гудзаке. Шарль де Костер

ты не слушаешь, серячок: всё думаешь, как бы ещё попастись; ах ты, брюхан, набивающий своё брюхо, твои длинные уши глухи к воплям пустого желудка. Да слушай же, каналья!»

      И пребольно стегнул его. Осёл заревел.

      – Ну, поел, теперь в путь!

      Но осёл был неподвижен, как пограничный столб, и, видимо, намеревался съесть все придорожные колючки. А их было не мало.

      Увидев это, Уленшпигель сошёл с осла, нарезал охапку чертополоха, вскочил на седло и протянул колючки перед его мордой, так что осёл потянулся за ними. И так они ехали до земли ландграфа Гессенского[90].

      – Ах, серый, – сказал Уленшпигель, – вот ты бежишь за моей охапкой колючек, не получая их, а позади себя оставил прекрасную дорогу, обросшую этим лакомством. Ведь так и люди поступают. Одни гонятся за лаврами, которые проносит судьба мимо их носа, другие – за растущим барышом, третьи – за цветами любви. В конце пути они, как ты, видят, что гнались за пустяком, оставив позади всё важное – здоровье, труд, покой, домашний уют.

      Так, болтая со своим ослом, Уленшпигель подъехал к замку ландграфа.

      На ступеньках подъезда два стрелка-офицера играли в кости.

      Один из них, рыжий великан, заметил Уленшпигеля, который, подъехав на Иефе, почтительно остановился и смотрел на них.

      – Чего тебе, голодный святоша? – сказал офицер.

      – А ведь и правда, – сказал Уленшпигель, – и голоден я и богомольствую не по своей воле.

      – Ты голоден? Так накорми свою шею верёвкой: вот она висит на виселице, приготовленной для бродяг.

      – Господин капитан, – ответил Уленшпигель, – если вы мне дадите золотой шнурок с вашей шляпы, то я, пожалуй, повешусь… вцепившись зубами в ветчину, что вот там висит у колбасника.

      – Откуда ты? – спросил стрелок.

      – Из Фландрии.

      – Чего тебе надо?

      – Я хочу представить его высочеству господину ландграфу картину моей работы.

      – Если ты живописец и из Фландрии, то войди: я отведу тебя к графу.

      Представ пред ландграфом, Уленшпигель отвесил троекратный и даже многократный поклон.

      – Прошу прощения у вашего высочества за мою смелость, – начал он, – осмеливаюсь повергнуть к благородным стопам вашим написанную для вас картину. Я имел честь изобразить на ней пресвятую богоматерь во всём её царственном величии. Быть может, картина эта понравится вашему высочеству, и в этом случае, – продолжал он, – я не удержусь от преувеличенного мнения о моём искусстве и позволю себе надеяться, что когда-либо и я получу возможность занять это красное бархатное кресло, в котором при жизни сидел достойный сожаления художник вашего Великодушия.

      Ландграф обозрел картину и, найдя её прекрасной, произнёс:

      – Ты будешь нашим живописцем, сядь в то кресло.

      При этом он весело поцеловал его в обе щеки. Уленшпигель уселся.

      – Ты отощал, – сказал граф, глядя на него.

      – Да, ваше высочество, – ответил Уленшпигель, – Иеф (это мой осёл) пообедал

90

Ландграфом Гессенским в ту пору мог быть только Филипп Гессенский, правивший с 1518 по 1567 г. Он был деятельным сторонником протестантизма и вместе с курфюрстом Фридрихом Саксонским возглавлял шмалькальденский союз протестантских князей и вёл войну против императора Карла V и всей германской католической партии. Ландграф – титул, близкий к герцогскому; так, ландграфство гессенское разделилось потом на два герцогства: Гессен-Кассель и Гессен-Дармштадт.