Похождения Гекльберри Финна. Марк Твен

Мне никогда не случалось видеть, чтобы цыпленок не понадобился самому папаше, но все-таки он строго придерживался вышеприведенной поговорки.

      Утром, до рассвета, я забирался на баштаны[5] и поля, засеянные кукурузой, чтобы позаимствовать от туда арбуз, дыню, полусозревшие початки кукурузы и тому подобное. Папаша всегда говорил, что в этом нет ничего дурного, если имеешь намерение когда-нибудь расплатиться. Вдовушка, напротив, объявила заимствование просто-напросто воровством и утверждала, что ни один порядочный человек себя до того не допустит. По мнению Джима, и вдовушка, и мой отец, оба были до некоторой степени правы. Поэтому он находил, что для нас лучше всего будет заранее отказаться от двух или трех видов плодов или овощей, дав себе слово не заимствовать их более. Тогда можно будет с чистой совестью заимствовать плоды и овощи, принадлежащие к другим видам. Мы обсуждали этот вопрос целую ночь, плывя по реке вниз по течению, и находились в недоумении, от чего именно нам следует отказаться: от арбузов, дынь канталуп или чего-нибудь другого? К рассвету мы пришли на этот счет к удовлетворительному решению и объявили, что не станем заимствовать помидоры и хрен. До тех пор совесть наша была не совсем спокойна, но теперь мы чувствовали себя настоящими праведниками. Я был очень рад, что мы остановились на этом решении, так как не особенно интересуюсь хреном, а помидоры могли созреть не раньше как месяца через два или три. Временами нам удавалось застрелить утку или гуся, позволявших себе проснуться слишком рано утром или же не отправиться своевременно на ночлег вечером. Вообще, принимая во внимание все обстоятельства дела, мы порядком-таки роскошествовали. В пятую ночь, после того как мы спустились ниже Сен-Луи, нас захватила страшная буря с громом и молнией, причем дождь лил положительно как из ведра. Забравшись в шалаш, мы предоставили самому плоту заботиться, как знает, о своей участи. При блеске молнии можно было разглядеть впереди большую реку, тянувшуюся совершенно прямо и окаймленную с обеих сторон высокими утесами. Выглянув однажды при блеске молнии, я крикнул Джиму: «Взгляни-ка, пожалуйста, что там такое!» Это был пароход, разбив шийся о скалу. Нас несло течением прямо к нему. Беспрерывно сверкавшая молния позволяла разглядеть пароход как нельзя лучше. Он сильно накренился, причем всего лишь часть палубы виднелась над водой. Можно было заметить, что на шканцах все содержа лось в идеальной чистоте и исправности: возле большого колокола стояло кресло, на спинке которого еще висела мягкая войлочная шляпа. Было уже часа три или четыре пополуночи; буря еще продолжалась, и все кругом имело такой таинственный вид, что я ощутил неудержимое стремление, которое на моем месте испытал бы всякий дру гой мальчик при виде парохода, потерпевшего крушение, грустно лежавшего на острых камнях, тор чавших посередине реки. Мне страшно захотелось взобраться на пароход, пошарить там немножко и посмотреть, не найдется ли чего-нибудь интересного. Поэтому я сказал:

   &

5

Огород, засеянный дынями, арбузами, тыквами. (Прим. изд.)