Большая и грязная любовь. Анна Гаврилова

три года это третье дело, где человека, подлежащего уничтожению, объявляют узлом.

      – У нас есть доказательства, – встрял тот, кого я мысленно окрестила «визиткой».

      – Ну да… – протянул Арсений, и снова ко мне повернулся. – Первым доказательством того, что узел смещен, является глобальное изменение реальности.

      – То есть?

      – То есть выходишь ты из дома и понимаешь, что мир вокруг тебя изменился. С тобой начинают здороваться те, кого ты знать не знала. Вместо секретарши Лены встречаешь в своем офисе какую-то Олю. Или вдруг обнаруживаешь, что у тебя сын, а не дочь.

      Черт, какая знакомая ситуация.

      – Но только вы, люди, подобные изменения не видите, потому что вы… Айшер, как ты там выразился?

      – Мухи в паутине, – подсказал «рэпер».

      – Да, именно. А мы, Крис, вне вашей системы, мы эти изменения видим и очень отчетливо.

      – И в этот раз изменения есть! – снова встрял «визитка».

      Сидящие за столом дружно вздохнули, а я осмелилась спросить:

      – Что за изменения?

      – Все случаи я описал в отчете, но пример приведу. Один из моих подчиненных на днях разбил ноутбук, ему потребовалось извлечь и оживить хард, чтобы инфу скопировать. Парень обратился в ближайшую к дому контору, «Шерри-кат» называется. И ему там девушка очень понравилась, оператор. А он оборотень молодой, романтичный, так что когда пошел забирать свой металлолом, букетик прихватил. Вот только никакой девушки в конторе не нашлось, а сотрудники заявили – не было тут таких, никогда.

      Кажется, я сейчас узнаю, что такое настоящий обморок.

      – Может… просто ошибка? – пробормотала я.

      – Чтобы оборотень насчет бабы ошибся? – искренне возмутился собеседник.

      – Значит, обман, – это уже не я, «рэпер». – Скрыли девочку, и все. Люди, они ведь тоже не дураки, опасность порой лучше нас чувствуют.

      – Если бы ты прочел отчет, – зашипел «визитка», – ты бы знал, что мы этот офис через час обыскали. Все проверили, от туалета до внутренней документации. Единственную девушку, которая там когда-либо работала, зовут Мария Сигизмундовна, и ей шестьдесят три года. А от той, на которую Шас запал, ни следа!

      – Неужели и запах исчез? – хмуро вопросил «бомж».

      – Говорю же – ни-че-го!

      Мама, мне плохо. Нет, в самом деле плохо. Это же он про мою контору рассказывает. Это к нам такой плечистый дерганый парень с разбитым ноутом приходил. И Мария Сигизмундовна… Мамочки!

      – Крис? – позвал кто-то. – Крис, что с тобой?

      Что со мной? Сказала же, плохо. Очень…

      – Крис!!!

      Очнулась я в огромной кровати, под легким атласным одеялом. Далеко не сразу сообразила, что эта тускло освещенная спальня мне знакома…

      – Ну наконец-то, – прошептали рядом.

      Я повернула голову и… в общем, зеленоглазого брюнета тоже не сразу опознала.

      – Что случилось? – собственный голос прозвучал незнакомо, хрипло.

      – В обморок ты свалилась, – сказал предельно серьезный