Герои Малахова кургана. Луи Буссенар

голосом:

      – Я поклялась убить первого француза, который со мной заговорит!

      Голос ее прерывается, жест – ужасен, но результат плачевен.

      Курок щелкнул. Осечка!

      Зуав кланяется еще почтительнее и говорит:

      – Успокойтесь, сударыня! Я – неуязвим! Судите сами: я осужден на смерть и ускользнул от нее два раза. Пуля, которая меня убьет, еще не отлита. Потрудитесь следовать за нами!

      Скрепя сердце, дама в черном покоряется своей участи и говорит несколько слов своему кучеру. Привыкший к пассивному повиновению, крепостной щелкает языком, и лошади направляются к французским линиям.

      Через пять минут странная пленница со своим не менее странным эскортом въезжает во второй полк зуавов. Это появление возбуждает настоящий энтузиазм. С воспаленными глазами, с почерневшими от пороха лицами, солдаты единодушно приветствуют товарищей и радуются их триумфу.

      Поезд останавливается перед полковником, который, верхом на лошади, стоит подле знамени, окруженный адъютантами.

      В этот момент шлепается граната, разрывается и осыпает людей целым ливнем осколков. Лошадь полковника убита наповал. Русский кучер падает с раздробленным черепом, дама в черном вскрикивает и лишается чувств. Зуавы хватают и держат лошадей, в то время как полковник, не получивший даже царапины, спокойно говорит Сорви-голове:

      – Это ты… мошенник? Что ты тут делаешь?

      – Господин полковник, я вам привел другую лошадь… Смею извиниться, что упряжь ее не в порядке!

      – Хорошо! Ступай же, ступай в роту на свое место и постарайся, чтобы тебя убили!

      – Господин полковник! Как вы добры! А мои товарищи?

      – Такие же негодяи! Пусть идут с тобой. Скажи, чтобы пленницу отвезли к доктору!

      Зуавы, спокойно стоя под огнем, отдают честь полковнику, делают поворот и уходят к себе в роту, увы, очень поредевшую.

      Они проходят мимо обрадованного трубача, который расспрашивает их.

      – Очень просто, – отвечает Дюлонг, – мы сторожили лагерь, а потом видим, какой тут лагерь! – бросили его и убежали.

      – Потом, – добавляет Сорви-голова, разрывая зубами патрон, – мы служили в разведчиках, в артиллерии, в кавалерии, а теперь сделались пехотинцами! Пойдем, мой старый карабин, пойдем работать!

      Глава IV

      Во время битвы. – Жажда. – Аристократка и маркитантка. – Тайна. – Англичане. – В штыки. – Полууспех. – Башня телеграфа. – Сорви-голова водружает знамя. – Победа при Альме.

      Вверху, на высотах Альмы, перед лицом грозной смерти, солдаты мучаются жаждой. Ужасная, мучительная жажда во время битвы! Волнение, опасность, шум выстрелов, удушливый дым, порох, остающийся на губах, так как патрон разрывают зубами, – все это производит лихорадку и горячит кровь. В ушах шумит, глаза краснеют, голова горит, рот высох… Зуавы отдали бы жизнь за глоток воды.

      Но котелки пусты. Солдаты кусают пули, сосут камни, траву, чтобы утолить жажду.

      – А! Тетка Буффарик! Мы – спасены!

      Спокойная, проворная, ловкая, невозмутимая под выстрелами,