на полчаса у командира, чтобы проведать своих родственников, проживавших в том самом поселении. Начальник, разумеется, был не в восторге от моей просьбы, зная, что времени у нас и так в обрез, и необходимо как можно скорее возвращаться в Багдад. Но немного подумав, он все же дал добро, но потребовал, чтобы я не задерживался в гостях надолго. Я быстро скинул с себя амуницию, передал свой автомат одному из водителей грузовиков, и туго затянув на поясе ремень, побежал сломя голову в сторону деревни. Однако когда я только приблизился к расположенному на самой окраине первому же домику, вдруг послышался сначала страшный свист, а спустя всего несколько секунд, с северной стороны Багдада прозвучала глухая канонада. Не прошло после этого и минуты, как несколько неизвестно откуда залетевших в эту глухомань снарядов упали всего в пятидесяти метрах от места, где я залег, буквально лишив меня на время слуха. Едва я очухался, как уже в следующее мгновение совсем рядом раздался такой грохот, что все, кто находился в это время на улицах или во дворах, тут же попадали замертво, а остальные разбежались от страха кто куда, прячась кто в подвале, а кто и под развалинами разрушенных домов. Затем в небе появились не менее двух десятков боевых самолетов, после чего, началась массированная бомбежка нашей столицы, которая длилась довольно долго. Уцелевшие от осколков гвардейцы быстро выровняли поверхность над уже зарытым золотом, спешно погрузились снова в грузовики, и покинули деревню. Интенсивность авиабомбежек и артиллерийского огня нарастала с каждой минутой, но сама деревня, за исключением восьми домов, осталась в целом невредимой. Однако вся территория в радиусе трех километров от нее, оказалась в зоне активного обстрела, и была буквально усеяна многочисленными воронками различного диаметра и глубины. В силу сложившейся обстановки я вынужден был переждать до вечера эту жуткую атаку у своих родных, чей дом, в числе многих других, остался в тот день неповрежденным. Когда на улице совсем стемнело, и канонада стала понемногу стихать, я воспользовался старым мотоциклом своего дяди, и не включая на нем фару, направился в сторону Багдада. К моему приходу гвардии Саддама, в которую я входил, в городе уже не оказалось. По приказу сверху весь ее личный состав, слывший наиболее боеспособным подразделением во всей армии, был незамедлительно переброшен на дальние подступы к столице Ирака. Мне было приказано влиться в батальон охраны дворца Саддама, доверили командовать взводом военной разведки, и выдали соответствующую амуницию и новое оружие. На следующий день я узнал от доставленных с передовой раненных бойцов, что вся наша гвардия пала в бою в полном составе, защищая ведущую к Багдаду основную автомагистраль, расположенную от нее в пятидесяти километрах. Я до сих горько сожалею о том, что оставил своих друзей и соратников одних на поле боя, и не примкнул к ним вовремя. А мое горе усугубляется еще тем, что среди погибших были двое моих двоюродных братьев. С выступившими на глазах