Безмолвие цвета Green. Михаил Форр

мед на сердце легком», – царь устало покачнулся.

      Казалось, что собственный премудрый монолог показался ему в тягость. Но не привык государь дело на полдороги бросать. Лишь только хмель понемножку убавлял громкость еще недавно столь звучного ораторского баса:

      – Вот боюсь, что при этой неразберихе за давностью лет совсем забудут, как на самом деле с этими иноками из Мурома было. Да еще и празднование какое по их светскому житию устроят.

      Или того хуже – по сказочке, присочиненной от слагателя Ермолая. Как думаешь? Может и ошибаюсь.

      Голос государя уже еле-еле доносился до ушей гостьи. Будто засыпал, уморившись. На тот момент совсем не осталось у нее страха животного.

      Не то, чтобы успокоилась. Были мысли всякие. Благо давал родной батюшка ей возможность не слепо по «Домострою»9 подчиняться, а частенько и самой порассуждать да подумать. А другие бы «строптивицей» прозвали.

      Но не зря же Евдокия у тятеньки любимой дочерью слыла. И даже грамоту какую-то девке преподал, что по тем временам другие отцы и для отроков своих не мыслили…

      Отвлеклась было Евдокия, а тут громкие слова царевы будто рекой неистовой вновь на нее хлынули:

      – Любовь – это вера безоглядная. Вот вел я разговоры с посланником Папы римского – хитрющим Антошкой Поссевино10, что прибыл нас с поляками мирить. А на самом-то деле хотел он наших святых с латинянскими объединить. Эко чего выдумал! Не солоно хлебавши и убрался восвояси ни с чем. Обвели мы «зверя» вокруг пальца… – государь с рассказом чуть замедлился, казалось, забыл с чего начал. Размышлял.

      Потом цепко оглядел гостью с головы до пят, задерживая взор на аппетитно выступающих местах ее наряда. И определенно вызывающих у хозяина чрезмерную возбужденность. Произнес в сердцах: – Да где эти виночерпии-то?

      Наконец, отвлекся. Как будто ангела вспомнил. И с охотой продолжил: – А, по сути, что? Хотели эти глупцы в рясах соединить наше истинное учение с латинянским, бесовским.

      Вроде повествования в них схожи, а мысли ведь временами совсем другие. Словами-то благими начали, но на деле затеяли они нашу веру изломать-перекупить. Заменить на двоедушие. А как в вере без искренности? Также и в любви.

      Загляделась Евдокия, как государь в задумчивости светлые и темные фигурки резные на гладкой доске переставляет. Туда-сюда. Снова передвинет, на место вернет. Будто вспоминает, как правильно.

      А доска тоже диковинная: из темных и светлых чушек квадратных набранная. Впрочем, видала она такую же в светлице у тятеньки. И даже тайно до самых высоких фигурок дотрагивалась.

      – Ну а ты сама-то слышала про любовь летописную? Или читала? Грамоте обученная? Да что я спрашиваю… Одно слово – девка. Что молчишь?

      Вот и вино доставили. Гришка, посылай тебя за смертью. А ведь когда-нибудь так и сделаю, – посмотрел царь на слугу так, что тот и замер – ни живой, ни мертвый.

      При последних фразах собеседника Евдокия опять зримо заколотилась-задрожала, словно одолеваемая мелкими бесами праведница. Поняла, что вот и начинается что-то совсем злое.

9

Сборник правил и наставлений по всем направлениям жизни русского человека XVI века.

10

Иезуит, посланник Папы римского Григория XIII ко двору Ивана IV.