Живой замок. Через тернии. Евгений Живенков

зданию, пытаясь по пути зазвать с собою как можно больше людей. Откликнулось лишь несколько. Остальные либо тушили собственные дома, либо помогали соседям, либо в хаосе просто не понимали ничего и, объятые страхом, плескали воду во все горящее возле себя.

      Косматая грива волос неожиданно окутала лицо Эгиля, когда тот уже преодолел половину пути к огню. Бывалому охотнику хватило лишь одного мгновения, чтобы понять, кто это. Легкий запах хмеля и хвои выдал Ловеллу.

      – Эгиль, это ты? Прости, я… темно и…

      Она влетела в него, но тут же отстранилась.

      – Успокойся. Что-то случилось? С таверной все в порядке? – спросил Эгиль, придерживая ее за локоть.

      – Да, там сейчас Торлаг. Он обещал присмотреть, но не думаю, что действительно сможет, – переведя дыхание, произнесла девушка.

      – Кто? Торлаг? Но что он делает у тебя?

      – Пьет, – с горечью в голосе произнесла Ловелла.

      – Ты шутишь, старик не прикладывается к кружке даже в самые праздные дни! – не верил Эгиль.

      – Его дом сгорел, Эг, что еще ему осталось?

      Пальцы, сжимающие руку Ловеллы, сами собой разжались. Почувствовав свободу, девушка выскользнула и скрылась во мраке, смешалась с остальными тенями, стала их суетливой частью.

      Внутри Эгиля проснулась боль, быстро смешиваясь с жалостью, она заполнила его, и по телу растеклась горечью обиды. Потерять дом Торлага все равно, что потерять старого друга. Друга, который был рад тебе всегда, который улыбался тебе при встрече каждый раз, когда ты проходил мимо него.

      Для взрослого человека чужой сгоревший дом никогда бы не стал причиной таких внутренних страданий, но для Эгиля сгорел не дом – в огне погибла детская любовь. Будучи ребенком, он, как и нынешние дети, часто бегал к Торлагу. Нет, не за историями, ведь мастер по дереву не родился стариком. Тогда еще юный, он развлекал себя и остальных флейтой, на скорую руку слепленными из подручных материалов игрушками и массой других выдумок. Все это происходило под крышей его дома, и именно поэтому он так глубоко проник в сердца многих.

      Сейчас Эгиль не осознавал этого, он чувствовал лишь обиду, в какой-то мере даже необъяснимую. Но долго оставаться с нею он был не намерен. В том и отличие взрослого от ребенка – в умении подавлять эмоции. Заталкивать их внутрь себя и делать то, что от тебя требует ситуация. Скрывать их за панцирем металлического доспеха и, вооружившись мечом, идти в атаку. Это отличает от ребенка – не умение выговаривать все буквы или считать монеты в своем кошеле, а именно это. И что самое странное, многие не понимают такого распределения вещей.

      Выталкивая ненужные мысли из своей головы, Эгиль поспешил к горящему зданию, но сделав всего несколько шагов, услышал оживленные крики слева, возле одного из десятка других пылающих домов. Он не хотел останавливаться, не сейчас. У него была своя цель, и смотреть, чем заняты другие, он не желал. Все сейчас страдали, все испытывали боль, и откликаться на мольбы кого-то одного, в то время когда