Судьба провинциалки. Елена Зрянина

коллеги были в восторге от Москвы, от нашей еды, от гостеприимства и достопримечательностей. На Старом Арбате мы купили немке кубанку из овчины и павловопосадский платок. Это был писк моды на Западе!

      Они улетели, а через пару месяцев прислали приглашение прилететь к ним в Берлин и посетить несколько творческих мастерских, поучаствовать в ежегодном симпозиуме дизайнеров Европы, посмотреть город.

      Назаров возглавил делегацию коллег, и мы отправились в Западный Берлин.

      Вся делегация (кроме меня) жила в «Русском доме», он располагался на территории Восточного Берлина. А меня поселили в квартире у художницы на главной улице Западного Берлина (Kurfuerstendamm), выдали проездной билет, и я каждое утро должна была встать на час раньше и преодолеть путь в восточную часть города.

      В моей комнате стояла, вернее, лежала кровать (просто высокий матрац), был небольшой сундук, на который я складывала свои вещи, и все.

      Художница (будучи, как и все мои дизайнеры, «совой») еле поднимала себя каждое утро с постели, грела мне в духовке булочки, ставила на стол варенье и сливочное масло, потом шла досыпать. Я съедала две булки с маслом, пила чай и выбегала на электричку.

      Однажды я увидела, как завтракали мои коллеги, и попросила политическое убежище в «Русском доме».

      Их потчевали сырниками, сосисками с горошком и воздушным омлетом на молоке. Все было такое вкусное и такое родное…

      Мои голодные глаза тут же выдали меня, и Назаров разрешил приезжать к ним на завтрак и быть членом коллектива уже с раннего утра.

      Каждый день мы посещали минимум три студии. Дизайнерские студии были очень красивыми, везде разрабатывали дизайн разных предметов, от сантехники до мебели.

      Переводить было непросто, т.к. запаса слов по дизайну сантехнических деталей мне явно не хватало. И каждый вечер были званые ужины, компании, выставки и т. д.

      Наша немецкая семейная пара, приезжавшая в Москву, хотела показать в ответ свое гостеприимство.

      К концу недели я выдохлась, безумно устала и еле ворочала языком.

      Утром я взмолилась дать мне день отдыха и просто побыть в отеле, т.к. болели даже голосовые связки, не выдержавшие такой нагрузки.

      Юрий Владимирович поехал на встречу с коллегами и обещал, что справится, т.к. немного говорил по-английски. Вернувшись, сказал мне, что только сейчас понял суть переводческой деятельности и что начал опять курить. Якобы, делая затяжку, легче вспоминать английское слово и можно красиво держать паузу в разговоре с коллегами.

      Вечером в этот день состоялась конференция и праздничный ужин в Конгресс-холле.

      Я наотрез отказалась еще в Москве переводить синхронно выступление Назарова на конференции, и Союз дизайнеров заранее заказал переводчика-синхрониста.

      Это высшая каста переводчиков, люди, у которых по-другому устроен мозг.

      Переводчице было лет 50, госпожа Хан познакомилась с Юрием Владимировичем, задала