Пришедший изо льдов. Елизавета Датинбурская

завтра же в путь, – Матушка сделала паузу, – и поспей за четыре седмицы.

      Митрофан откланялся. Напоследок взглянув на княгиню. Его сердце вновь замерло, Елизара смотрела на него. В ее широко распахнутых серых глазах, он увидел тревогу. Она взволновалась о нем. Значило ли это, что он ей не безразличен?

      Как только мужчина оказался в коридоре, сразу направился разыскивать воеводу. То, что не было слышно визга и ора, его немного успокоило. Значит, Лютой не застукал Аксинью на месте преступления.

      Аксинья, засунув камень на место, бросилась наутек и потянула за собой Паву. Подруга от страха еле передвигала ногами. Однако это не помешало им вовремя скрыться из слухового коридора и затаится на кухне.

      Девушки сидели за столом раскрасневшиеся и тяжело дышали.

      Прищурившись, тетка Казя сказала:

      – А вы чего такие красные, как брюквы в кипятке? Чего натворили?

      – Тетка Казя, – залепетала Пава, – ей богу, ничего!

      – Жарко тут у вас, – обмахиваясь, добавила Аксинья, – от печки, вот и раскраснелись…

      – Ну, смотрите, – вытирая руки о накрахмаленный передник, смешком пробубнила кухарка. – Лютой заходил, искал грязнулю в навозе, ту, которая царский разговор подслушивала.

      Девушки переглянулись.

      – Сказал, что когда отыщет ее, в подземелье отправит, а потом голову срубит, – добавила Казя.

      – Ой, что же делать-то!!! – заревела Пава. Из глаз девицы хлынули потоки слез. – Ой, ой, ой…

      Аксинья вскинулась, посмотрела на свои грязные ноги и подобрала их под юбку.

      – Засиделась я у вас, – торопливо прочирикала торговка маслом, – домой побегу…

      – Беги, Аксинья, – очередным смешком пропыхтела крупная повариха, – и не топчись на царской кухне почем зря!

      Как только неугомонная девица скрылась за дверью, Казя подсела к Паве и погладила ее по голове. Потом налила воды колодезной и сказала, что Лютой о ней не думает даже, а она никому не скажет. Допытывать более ни о чем не стала, прекрасно понимала, что подстрекала ее Аксинья, а той уже и след простыл. Казя всегда переживала за Паву. Хорошая, добрая девчонка. Наивности у нее было много, да вот только ничего не сделаешь, так ее наградила природа. Каждый мог обмануть простодушную Паву. Тут еще эта Аксинья, вечно плела веревки из подопечной кухарки.

      Митрофан, разведав, что Лютой никого не сыскал, побрел домой. Аксинье и на этот раз удалось выйти сухой из воды.

      Хоть и получил он высокое звание и имел право на каменный терем в городе, но все равно по-прежнему жил в деревне за стеной. Избу эту строил еще его дед, латал и достраивал отец. Теперь изба с резными наличниками досталась во владение ему.

      Затворив ворота, Митрофан поднялся на крыльцо, снял тяжелые сапоги и вздохнул с облегчением. Должность обязывала его облачаться в форму из паволоки на шелковой подкладке. Рубаха очень уж неудобная была, твердый ворот натирал шею, а в кожаных сапогах ноги гудели, словно Митрофан