Ода цепным псам. Екатерина Юрьевна Бобровенко

сезон. Да что случилось?!

      Я ревел ему в плечо, ревел не как человек – как животное, загнанное в ловушку.

      – Помоги! У меня ничего не осталось! Совсем ничего не осталось!..

      Горло кривили спазмы, я не знал, понял ли вообще Санек, но он, кажется, понял.

      – Давай выпьем. Тебе нужно прийти в себя.

      И мы пили. Пили весь вечер и полночи. Я заливал внутренний пожар горючим, я топил беснующегося зверя в алкоголе, травил водкой из заначки Санькиного отца. Зверю было плевать, он продолжал скрестись, но постепенно мысли и чувства притупились, и я перестал обращать на него внимания…

      …Следующее, что я помню: мое тело распластано горизонтально, вытянуто и похоже на галстук-селедку. Я пытаюсь пошевелить им, но получается плохо. В окно виден серый рассвет. Из худой рамы просочился и гуляет по комнате сквозняк, но мне пофиг на него, во мне все печет и поджаривается на медленном огоньке. Я не двигаюсь и дышу через раз, стараясь случайно не вспыхнуть.

      Постепенно сознание анализирует пространство.

      Я лежу на диване, напротив телевизор суетится рекламой, экран нервно вздрагивает, разгораясь и притухая. Мы забыли выключить его вчера вечером. Сейчас меня дико раздражает картинка, которую там показывают. Детский мультик про двух упоротых бобров. Бобер чистит зубы зеленой пастой, бобер грызет деревянный брикет и хвастается другу, что умеет пить молоко носом.

      Я не могу встать и выключить, освободить разум от этой пидорской улыбки с экрана, ведь тело перестало подчиняться.

      Меня кумарит. Дико кумарит.

      Я не хочу есть, не хочу курить. Не хочу больше пить.

      Я не хочу ничего другого, мне нужен белый порох. Гер, герыч, гера…

      Неужели нигде в квартире не припрятано про запас? Санек – жук, мог и не сказать, мог не поделиться, мог специально меня напоить, уложить на диван, вынуть какие-то пружины из моего тела, чтобы не сумел встать, чтобы не нашел. Он знает, падла, у меня нюх собачий, все равно почую. Но он не собирается делиться!..

      Забыв о слабости в теле, я поднялся и рысью метнулся на кухню.

      Нашел пакет с мукой, обрадовался, разодрал его, но там была только мука – ни капли наркоты, ни крупинки. Я рылся в нем, а потом остервенело швырнул в сторону. Теперь я не церемонился – выкидывал из ящиков кухонных шкафов все, что только в них находил и пробовал на вкус. Ни один предмет не напоминал вкус порошка. Я в ярости бросал их прочь.

      Потом осенило: в доме, где бывают наркотики, просто невозможно не просыпать хотя бы немного на пол. Хотя бы пылинку. И если она здесь есть, я должен ее отыскать!

      Следующие десять минут (а может, час? Или два часа?) я ползал по пестрым квадратам линолеума, ощупывал чувствительными подушечками пальцев каждую трещинку, каждую вмятину от ножки стула. Глазам я не верил и любую обнаруженную крупинку пробовал на язык. Мне казалось, я ослепну от радости, когда почувствую нужную горечь.

      Я лизал пыль, с надеждой прислушиваясь к ощущениям. Казалось, весь мир сжался до размеров игольного ушка, превратился