Две могилы. Линкольн Чайлд

испытаний этот препарат превратился в нашу семейную тайну. Есть основания полагать, что принимающий его впадает в полную эйфорию, забывая обо всех тревогах и горестях, при этом чрезвычайно усиливаются его интеллектуальные способности. Минут на двадцать-тридцать, а затем препарат вызывает почечную недостаточность, весьма болезненную и ведущую к скорой неизбежной смерти. Я хочу проверить на себе начальную стадию его действия, на что, по понятным причинам, никто до сих пор не отваживался.

      Казалось, этот разговор прибавил Пендергасту энергии. Его глаза, очерченные темными, похожими на синяки кругами, теперь были устремлены на колбу.

      – А это… – Он повертел в руках сосуд с бесцветной жидкостью. – Смесь тиопентала натрия, хлорида калия и некоторых других компонентов. Она вызовет потерю сознания и остановку сердца задолго до того, как появятся побочные эффекты от принятия параметилбензола. Оставив мне, впрочем, достаточно времени, чтобы испытать мгновения покоя и, возможно, даже радости перед концом.

      Виола растерянно посмотрела на Пендергаста, потом на предметы на столе и снова на него. Смысл его слов стал предельно ясен, и ее охватили ужас и отчаяние.

      – Нет, Алоизий, – прошептала она. – Вы ведь не всерьез это сказали.

      – Я абсолютно, убийственно серьезен.

      – Но… – У нее вдруг перехватило горло. Такого не может быть, просто не должно быть. – Это непохоже на вас. Вы должны бороться, а не… трусливо убегать. Я не позволю вам так поступить.

      Пендергаст облокотился о стол и медленно поднялся на ноги. Подошел к двери и открыл ее. Помедлив немного, Виола встала и пошла следом за ним по тому же темному коридору, мимо розовой гостиной и дальше в прихожую. Она как будто видела кошмарный сон. Ей хотелось вернуться, сбросить со стола те ужасные предметы и растоптать их. Но она не могла. Потрясение оказалось настолько глубоким, что лишило ее сил. «Вопрос жизни и смерти», – мучительной насмешкой вернулись к ней ее собственные слова.

      Пендергаст ничего больше ей не сказал до самого лифта. И только тогда произнес:

      – Я благодарен вам за участие. – Голос его неожиданно сделался глухим и слабым, словно доносился издалека. – За то время и душевные силы, что вы на меня потратили. Но сейчас я должен попросить вас вернуться в Рим.

      – Алоизий, – начала она, но он прервал ее:

      – Прощайте, Виола. Постарайтесь забыть меня.

      Виола почувствовала, что плачет.

      – Вы не можете так поступить, – дрожащим голосом произнесла она. – Просто не имеете права. Это слишком эгоистично. Вы ничего не упустили? Есть люди, много людей, которые о вас беспокоятся, которые вас любят. Не надо… пожалуйста, не надо… причинять им боль. Нам. – Она помолчала и добавила немного рассерженно: – Мне.

      При этих словах что-то мелькнуло в глазах Пендергаста – слабая искра, уголек затухающего костра, уже покрытого ледяной коркой, – мелькнуло и снова погасло. Это произошло так быстро, что Виола не смогла бы сказать наверняка, видела ли она что-то, или ей только померещилось