Метро 2033. Белый барс. Тагир Киреев

со всех сторон и не представлявшей из себя даже подобия укрытия, гарибы крепили стальные листы и подпирали их арматурой. А витражные окна наглухо забивали досками и заваливали любым крупногабаритным хламом.

      И теперь представьте, насколько сильным был их ужас, что они вырывали эти толстенные пласты сооружений из основания станции, швыряли их на уже распластанные тела и выпрыгивали наружу, не жалея рук, ломая ноги, разбивая головы, испуская дух на обломках асфальта под звуки нечеловеческого чавканья. Они не боялись расшибиться, прыгая с высоты станции прямо на дорогу, не боялись сразу же оказаться разорванными голодными тварями. Ужас погибнуть от рук этих семерых был куда сильнее.

      Поистине оружие семерых пресекало любую попытку самозащиты, превращая и без того изуродованные радиацией тела в еще более омерзительную картину. Семеро практически не прикасались к гарибам – достаточно было взмаха руки, вспышки, и тех становилось все меньше и меньше. Уже через несколько минут багровые реки омывали несколько десятков бездыханных тел, прикованных к платформе.

      Пришельцы не жалели никого.

      Маленький мальчик с раскосыми глазами и сильно выдающимся вперед лбом, выбежавший на поиски своих родителей, при виде людей в черных мантиях, помчался обратно, туда, где, как ему казалось, он смог бы быть в безопасности. Белая сорочка, скрывавшая его уродства аж до самых пят, вот-вот могла окраситься в алый цвет. Но он все бежал и бежал, перебирая маленькими ножками по холодному полу, делая это неуклюже из-за подола сорочки, пока чья-то большая и сильная рука не схватила его за макушку. После резкого движения в ушах обоих прозвучала мелодия нескольких хрустнувших шейных позвонков. Вот что связывало в тот момент и убийц, и их жертв – музыка смерти. Только для одних она означала победу, а для других – полное поражение. Буквально в ту же секунду эта же рука выхватила из-за пояса оружие и остановила еще одного гариба короткой вспышкой.

      Человек вернул оружие на место и приказал другому воину обыскать все помещения, палатки и прочие подобия укрытий, в которых мог бы скрываться ребенок. Он скинул с головы капюшон и присел на корточки посреди мертвых тел. Я не мог разглядеть лица – золотая маска, испещренная арабскими символами, скрывала его. Страх мешал мне заглянуть ему в глаза. Я и подумать не мог, что его и без того черное сердце возьмет на себя еще больший грех. Он чувствовал меня. Чувствовал, что я наблюдал за ним, и за тем, что творили его люди на станции. И это вызывало лишь улыбку на его лице.

      Он размеренно следил за тем, как его люди добивали оставшихся в живых гарибов и обыскивали Аметьево. В одной из палаток, в той, где совсем недавно гарибы радовались великому счастью и столь возвышенному событию, они не нашли ничего, кроме трупа женщины, уткнувшейся лицом в пол.

      А затем раздался рык.

      Громогласный рык зверя, который приближался к станции.

      Боже, как я тогда испугался! Ибо не знал, что в этом рыке – спасение.

      Оглядываясь по сторонам, воин сообщил, что ребенка