Комедия неудачников. Тонино Бенаквиста

позаимствованная из телика и комиксов. Тогда мне эта смесь представлялась неким тайным языком с привкусом кабалистики. Мне даже нравилась наша способность вдруг уединиться, изолироваться от всех прочих прямо посреди школьного двора. Но на сегодняшний день у него остался лишь родной диалект, еще и подпорченный убогим французским. Диалект – это чочаро, говорок большого римского предместья, язык фильмов Де Сики. Сам-то я все уже позабыл и больше на нем не говорю.

      Подумать только, наши отцы проехали полторы тысячи километров ради того, чтобы сменить одно предместье на другое…

      – Приятно было повидать тебя, Дарио… Но мне пора возвращаться…

      – Ashpet’o! Ты можешь немного ashpetta, почему мне надо с тобой поговорить.

      По-итальянски «почему» и «потому что» обозначаются одним и тем же словом. Если Дарио и случается употребить правильно грамматику, то обязательно не в том языке.

      – Ты мне нужен, Анто, почему ты делал gli studi[3], а я gli studi не делал. И ты ходил в большие школы там, в Париже. Ты ведь intelligento…

      Плохо дело. Если уж Дарио называет меня умником, значит точно за дурака держит. Да еще эти «большие школы». А было-то всего два одышливых курса на факультете, после которых я как миленький побежал на биржу труда. Так-то вот.

      – Анто, ты должен мне написать красивое письмо, очень чисто.

      – Куда?

      – В Италию.

      – У тебя там еще кто-то остался?

      – Пара друзей.

      – Ты же по-итальянски говоришь лучше меня. Я все уже позабыл, а твои друзья наверняка говорят на диалекте, а писать на диалекте – сущее мучение. Попроси лучше моего отца. А то старик что-то скучает, может, это его развлечет немного.

      – Нельзя. Я уважаю lo Cezare, он спокойный, но я не хочу дать ему думать… и хуже. Я уже девять дней жду, когда ты пройдешь. Девять дней. Ты единственный, кого я могу попросить. L’unico.

      Неопровержимый довод. Но я не слишком это ценю. Я не прочь быть для кого-то единственным, но вовсе не для типа, с которым, надеюсь, никогда больше не столкнусь. Хотя, если он ждал меня целых девять дней, это может означать, что я и впрямь такое редкое существо. Но это может означать также, что в этом деле нет и тени спешки.

      – И о чем письмо?

      – Бумага и конверт у меня есть, надо только марку купить в табачной лавке. Если хочешь, я тебе заплачу. По часам.

      – О чем письмо-то?

      – In mezzo alla strada?

      Прямо посреди улицы? Ну да, в конце концов, он прав, мы действительно стоим посреди улицы, которая ведет к автобусной остановке и проходит также мимо табачной лавки. В жизни никогда больше не зайду в эту лавку. Но я знаю, что Дарио в нее еще заглядывает.

      – Куда пойдем? – спрашиваю я.

      – Только не ко мне. И не в al tabaccho, слишком много народу. Я сяду в автобус. Поедем к тебе, в Париж.

      – Нет.

      – No?

      – В следующее воскресенье я опять приду.

      – Слишком поздно. Писать надо прямо сейчас. А твоя мать говорит, что ты не приезжаешь, даже когда

3

Уроки (ит.).