Любовь и долг. Кейт Мур

не думала.

      – Лгунья. Вы злились много месяцев. Вы придумали тысячи упреков в мой адрес. Вы сожгли все, что я вам подарил.

      – Не было ничего подобного.

      – Вы обратились к своей подруге Августе Лаундес, которая оклеветала меня и убедила вас в том, что избавиться от такого титулованного мерзавца, как я, – это чистое везение.

      Вайолет посмотрела на него. Его глаза были слегка прикрыты. Длинные черные волосы спадали почти до плеч.

      Он в точности описал ее попытки забыть его, за исключением того, что по сотне раз на дню она ругала себя последними словами, называла дурой и рыдала в подушку. И только спустя несколько недель Августа вытащила ее из зареванной постели, расчесала ее безнадежно запутанные волосы и поставила на ноги.

      Поначалу каждый шаг давался ей с таким трудом, словно она вспахивала поле. А в лицо ей дул ветер потери, унижения. Но она шла вперед, загрузила себя делами, заставила думать о чем угодно, только не о нем. И сейчас, когда она добилась такого прогресса, он вернулся и говорит «мы» и «нас», выбивая почву из-под ног. Что ж, она не покажет ему, как тяжело ей все далось.

      Вайолет встала, завернулась в шаль и подошла к письменному столу Фрэнка.

      – Августа сказала, что мне еще повезло.

      – Я знал, что вы можете на нее положиться, – ответил Блэкстон, как ни в чем не бывало разглядывая свои ботинки.

      – Столько глупостей совершается в молодости, – сказала она, глядя на стол.

      – И это, как всегда, неизбежно. Так чем же вы были заняты с тех пор?

      Вайолет отошла от стола к холодному камину.

      – Я? Я настоящий филантроп. Едва ли найдется в нашем большом городе человек, которому я бы отказала в помощи. Я перепрофилировала несколько портняжных мастерских с неприбыльного нынче шелка на столь востребованную парусину, снабдила рыбаков лодками, разместила сотни рабочих, которые приехали в Лондон. Я вызволила немало детей из тюрьмы. И наконец я – президент британской Ассоциации пчеловодства.

      Ее слова звучали как-то жалко. Что толку от ее благородства и подвигов, если до сих пор она боится прикоснуться к нему. Какая разница, кого она спасла в Лондоне, если не спасла саму себя. Вайолет хотела бы сказать «я полюбила и вышла замуж» – это был бы стоящий ответ, но не судьба. Она передвинула пару каменных сов на каминной полке ближе к черно-красной греческой вазе. Фрэнк собирал в ней пенни, которые находил где-нибудь и называл рабочими лошадками. Голос Блэкстона вернул ее в реальность.

      – Что ж, вы воспользовались временем лучше, чем я.

      Она повернулась и посмотрела на его спину. Не очень-то он обходительный.

      – Вы не ответили на мой вопрос о том, где вы были все это время.

      – В Греции.

      – Как Байрон? Вы помогали им в борьбе за независимость?

      – Вот уж нет. Абсолютно бесполезная затея.

      – Вы там болели? – Она снова подметила его худобу и нездоровый цвет кожи.

      – Это жестокая страна. У бандитов и их предводителей там куда больше силы, чем у правительства.

      – Вы уже заезжали домой?

      При слове