Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше. Стивен Пинкер

любой», они заслоняют от нас банальность добра – тот факт, что само наше возмущение ужасами войны есть плод гуманности, выращенной неуклонно прогрессирующей цивилизацией. Выясняется, что по проценту убыли мужского населения самой кровопролитной была не Вторая мировая, а гражданская война в Англии XVII века. А что такое в нашем представлении английская гражданская война? Кавалеры, пуритане-«железнобокие», неподкупный Кромвель, шпаги, кружевные рукава – сплошная романтика. Этнические чистки кажутся нам изобретением ХХ века, а на самом деле многовековая тотальная резня на границах Европы или на необозримых пространствах Средней Азии и Китая просто находилась за пределами наших познаний. В этом смысле приведенные в книге таблицы выстраивающие вооруженные конфликты по количеству людских потерь, – поучительное чтение.

      Даже те черты современных конфликтов, которые кажутся нам наиболее отвратительными, – использование детей, игра «чей первый труп, тот и прав» и «кто первый выстрелил, тот и проиграл», сознательная работа на телевизионную картинку, размывание самого понятия «мирное население» – суть тоже извращенные плоды гуманистического прогресса. Условный террорист, умножающий жертвы среди своих, чтобы поставить противника в морально невыгодную позицию, рассчитывает на зрителей глобального ютьюба, которым жалко чужих женщин и детей. Этот гуманный зритель – гражданин гуманного мира и плод его цивилизации.

      Увы, тот процесс снижения роли насилия в делах человеческих, о котором пишет Пинкер, не является, по его собственным словам, ни линейным, ни непрерывным. Он касается преимущественно Европы и Северной Америки, и даже в пределах Первого мира всегда есть шанс провалиться в локальную историческую дыру, где вас радостно встретит XIII век, «Игра престолов» и прочий солнечный Арканар. Тенденции это не переменит – через исторически ничтожный срок и это окказиональное безобразие смоет великая река прогресса, разве что не каждый сможет до этого момента дожить. Но книгу почитать тем более стоит – она распространяет редкий в наше время исторический оптимизм.

      Перевод, как известно, самый глубокий вид чтения. По той же логике, научное редактирование перевода – способ погрузиться в текст на глубину следующего уровня. Научный редактор этой без преувеличения гигантской книги не рассчитывает, что текст удалось сделать безупречным или хотя бы избавить от тех необъяснимо очевидных ошибок, традиционно ускользающих от последовательных редакторских и корректорских просмотров, – кажется, их охраняет особый книжный демон, родственник тех домовых, которые в обычное время бесследно прячут вещи, только что бывшие у вас в руках. Но редактор рассчитывает, что читатель получит от этой книги то же бескорыстное удовольствие и ту же вполне осязаемую образовательную пользу, которую удалось получить от работы над ней. Редактор признается, что только в процессе работы смог твердо постичь разницу между средним и медианным, а также приблизиться к пониманию того, что такое