Сад утрат и надежд. Хэрриет Эванс

оставила ей и ее сестре львиную долю своего состояния. «Я опередил моих соперников, вот в чем дело», – хвастался он дочери, поглаживая бакенбарды. Мэри подозревала, что отец просто забывал, кто она, когда говорил такие вещи.

      Кукольный домик стоял в детской. Мама часто открывала его, и они все вместе играли, зажигали очаг, Ханна подавала хлеб с маслом и джемом. После смерти мамы отец решил нанять для детей гувернантку. Он заявил, что дисциплина им не помешает. Так в их доме появилась мисс Брайант. Вскоре после этого Лидди нагрубила ей, когда та не позволила ей густо намазать джемом тост, и кукольный домик был перенесен в гостиную; детям теперь позволяли играть в него только по воскресеньям. Все остальные дни недели они лишь с тоской смотрели на него. При этом гувернантка повторяла, что они счастливые дети, раз у них есть такой домик.

      Через несколько недель она сожгла другие их игрушки – деревянного попрыгунчика Пертви, тряпичную куклу Лидди и волчок Мэри – и заявила, что им еще повезло, раз у них раньше были эти игрушки, и что они должны научиться не роптать.

      Еще им повезло, сказала она, что их покойная мать лежит так близко и они могут молиться за спасение ее души.

      («Такая жалость, – Мэри слышала, как тетя Шарлотта сказала это Ханне в один из ее последних визитов к детям бедной сестры, – они окружены всей этой смертью, как досадно!»)

      В тот майский день так многое зависело от исхода этой небольшой прогулки по саду. Стараясь не обращать внимания на шорохи кладбищенских деревьев, наводивших на нее страх даже днем, Мэри напрягала слух, чтобы разобрать, о чем говорила шедшая впереди нее пара.

      У джентльмена остались давно позади волнения юности. У него были важные манеры, прямая как палка фигура в черном сюртуке и шелковый цилиндр, его седеющая, навощенная шевелюра переходила в пышные бакенбарды. Это был Хайворт Ронсли, лучший друг отца Мэри еще с учебы в Оксфорде. При ходьбе он наклонял голову к юной фигурке, шедшей рядом, слегка, из-за рискованно балансировавшего пенсне. Это была, конечно, Лидди. Словно гибкий стебелек, она изогнулась и старалась ловить каждое его слово, ее милое личико повернулось к нему, как цветок к солнцу.

      Мэри с беспокойством наблюдала за ней. Она обожала сестру больше всего на свете и давно уже поняла, что ей придется покинуть этот дом, чтобы выжить. Если этого не сделать, с ней что-нибудь случится. Она точно это знала.

      – Нет, дитя мое, – проговорил Хайворт Ронсли в ответ на какое-то замечание Лидди и после этого взял ее руку в свою, ласково сжав ее тонкие пальцы, облаченные в перчатку. – Ах! Моя невинная крошка!

      – Но… – Сестра что-то ответила ему и улыбнулась. Лента, убиравшая от лица ее старательно завитые волосы, слегка сбилась, и локоны упали на щеки Лидди. Мэри похолодела – Брайант наверняка разозлится, увидев такую вольность, но Лидди, казалось, ничего не замечала. Она никогда не боялась наказаний и переносила их легче всех. Всегда, с тех пор как ее оторвали от матери, сломав плечо; оно