Юмористические рассказы. Аркадий Аверченко

серая собака, что-то на ходу дожевывая, я совсем пал духом и чуть не заплакал.

      Вынул свой раздерганный собакой узел, осмотрел: яйца были целы, но зато кусок колбасы был съеден и кулич с одного бока изглодан почти до самой середины.

      – Христос воскресе, – сказал я, заискивающе подлезая с поцелуем к щетинистым усам отца.

      – Воистину!.. Что это у тебя с куличом?

      – Да я по дороге… Есть захотелось – отщипнул. И колбасы… тоже.

      – Это уже после свячения, надеюсь? – строго спросил отец.

      – Д-да… гораздо… после.

      Вся семья уселась вокруг стола и принялась за кулич, а я сидел в стороне и с ужасом думал: «Едят! Несвяченый! Пропала вся семья».

      И тут же вознес к Небу наскоро сочиненную молитву: «Отче наш! Прости их всех, не ведают бо, что творят, а накажи лучше меня, только не особенно чтобы крепко… Аминь!»

      Спал я плохо – душили кошмары, – а утром, придя в себя, умылся, взял преступно заработанный рубль и отправился под качели.

      Мысль о качелях немного ободрила меня – увижу там праздничного Пангалова, Мотьку Колесникова… Будем кататься на перекидных, пить бузу и есть татарские чебуреки по две копейки штука.

      Рубль казался богатством, и я, переходя Большую Морскую, с некоторым даже презрением оглядел двух матросов: шли они, пошатываясь, и во все горло распевали популярный в севастопольских морских сферах романс:

      Ой, не плачь, Маруся,

      Ты будешь моя,

      Кончу мореходку —

      Женюсь на тебе.

      И кончали меланхолически:

      Как тебе не стыдно, как тебе не жаль,

      Что мине сменила на такую дрянь!

      Завывание шарманок, пронзительный писк кларнета, сотрясающие все внутренности удары огромного барабана – все это сразу приятно оглушило меня. На одной стороне кто-то плясал, на другой – грязный клоун в рыжем парике кричал: «Месье, мадам – идите, я вам дам по мордам!» А посредине старый татарин устроил из покатой доски игру, вроде китайского бильярда, и его густой голос изредка прорезывал всю какофонию звуков:

      – А второй да бирот, – чем заставлял сильнее зажигаться все спортсменские сердца.

      Цыган с большим кувшином красного лимонада, в котором аппетитно плескались тонко нарезанные лимоны, подошел ко мне:

      – Панич, лимонада холодная! Две копейки одна стакана…

      Было уже жарко.

      – А ну, дай, – сказал я, облизав пересохшие губы. – Бери рубль, дай сдачи.

      Он взял рубль, приветливо поглядел на меня и вдруг, оглянувшись и заорав на всю площадь: «Абдрахман! Наконец я тебя, подлеца, нашел!» – ринулся куда-то в сторону и замешался в толпу.

      Я подождал пять минут, десять. Цыгана с моим рублем не было… Очевидно, радость встречи с загадочным Абдрахманом совершенно изгнала в его цыганском сердце материальные обязательства перед покупателем.

      Я вздохнул и, опустив голову, побрел домой.

      А в сердце проснулся кто-то и громко сказал: «Это за то, что ты Бога думал надуть, несвяченым куличом семью