Юмористические рассказы. Аркадий Аверченко

пойду.

      – Чего ж ты будешь ждать?

      – Когда мне будет четырнадцать лет.

      Насколько я помню, в тот момент ей было всего б лет. Восьми лет ожидания у калитки она не выдержала. Ее хватило на меньшее – всего на 8 минут.

      Но Боже мой! Разве знаем мы, что пережила она в эти 8 минут?!

      Другая девочка отличалась тем, что превыше всего ставила авторитет старших.

      Что ни делалось старшими, в ее глазах все было свято.

      Однажды ее брат, весьма рассеянный юноша, сидя в кресле, погрузился в чтение какой-то интересной книги так, что забыл все на свете. Курил одну папиросу за другой, бросал окурки куда попало и, лихорадочно разрезая книгу ладонью руки, пребывал всецело во власти колдовских очарований автора.

      Моя пятилетняя приятельница долго бродила вокруг да около брата, испытующе поглядывая на него, и все собиралась о чем-то спросить, и все не решалась.

      Наконец собралась с духом. Начала робко, выставив голову из складок плюшевой скатерти, куда она в силу природной деликатности спряталась:

      – Данила, а Данила?…

      – Отстань, не мешай, – рассеянно пробормотал Данила, пожирая глазами книгу.

      И опять томительное молчание… И опять деликатный ребенок робко закружился вокруг кресла брата.

      – Чего ты тут вертишься? Уходи.

      Девочка кротко вздохнула, подошла бочком к брату и опять начала:

      – Данила, а Данила?

      – Ну, что тебе! Ну, говори!!

      – Данила, а Данила… Это так надо, чтобы кресло горело?

      Умилительное дитя! Сколько уважения к авторитету взрослых должно быть в голове этой крошки, чтобы она, видя горящую паклю в кресле, подожженном рассеянным братом, все еще сомневалась: а вдруг это нужно брату из каких-нибудь высших соображений?…

      О третьей девочке мне рассказывала умиленная нянька:

      – До чего это заковыристый ребенок, и представить себе невозможно… Укладываю я ее с братом спать, а допрежь того поставила на молитву: «Молитесь, мол, ребятенки!» И что ж вы думаете? Братишка молится, а она, Любочка, значит, стоит и ждет чего-то. «А ты, – говорю, – что ж не молишься, чего ждешь?» – «А как же, – говорит, – я буду молиться, когда Боря уже молится? Ведь Бог сейчас его слушает… Не могу же я тоже лезть, когда Бог сейчас Борей занят!»

      Милая благоуханная гвоздика!

      Моя была бы воля, я бы только детей и признавал за людей.

      Как человек перешагнул за детский возраст, так ему камень на шею да в воду.

      Потому взрослый человек почти сплошь – мерзавец…

      Кулич

      – А что, сынок, – спросил меня отец, заложив руки в карманы и покачиваясь на своих длинных ногах. – Не хотел бы ты рубль заработать?

      Это было такое замечательное предложение, что у меня дух захватило.

      – Рубль? Верно? А за что?

      – Пойди сегодня ночью в церковь, посвяти кулич.

      Я сразу осел, обмяк и нахмурился.

      – Тоже вы скажете: святи кулич! Разве я могу? Я маленький.

      – Да ведь не сам же ты, дурной, будешь святить его! Священник освятит. А ты только снеси и постой около