Обольщение красотой. Шерри Томас

покачала головой.

      – Я не хочу, чтобы он считал меня слишком развязной.

      Но, не успела она подвигнуть Хелену к дальнейшим действиям, как из публики поднялась молодая американка.

      – Ваша милость.

      Венеция поморщилась от неправильного обращения к герцогу. Герцогов полагалось именовать «ваша светлость».

      – Я с большим интересом прочитала вашу статью в «Харперс мэгэзин», – продолжила американка. – В статье вы кратко ознакомили читателей с вашими взглядами на человеческую красоту как продукт естественного отбора. Вы не могли бы высказаться на эту тему?

      – Конечно, – отозвался герцог. – С эволюционной точки зрения, красота – не более чем признак пригодности представителя вида к репродукции. Наша концепция красоты проистекает, в основном, из соблюдения симметрии и пропорций, которые, в свою очередь, указывают на физическое здоровье. Черты, которые мы находим наиболее привлекательными – ясные глаза, крепкие зубы, чистая кожа – свидетельствуют о молодости и отсутствии заболеваний. Мужчина, которого влечет к молодой здоровой женщине, скорее даст потомство, чем тот, кого влекут пожилые и больные. Следовательно, наше представление о красоте, вне всякого сомнения, формируется под влиянием тысяч успешных отборов в прошлом.

      – Значит ли это, что, когда вы видите красивую женщину, сэр, вы считаете, что она подходит для репродукции?

      Все-таки американки редкостные нахалки.

      – Нет, скорее я поражаюсь преклонению перед красотой. Для человека с научным складом ума это само по себе тема для изучения.

      – В каком смысле?

      – Нам с рождения внушают, что судить о людях следует по их характеру. Тем не менее когда мы сталкиваемся с красотой, все, чему нас учили, вылетает в окно. Красота становится единственным мерилом. Что лишний раз подтверждает правоту мистера Дарвина. Мы все произошли от животных, и существуют определенные инстинкты – например, влечение к красоте – которые первичны и превалируют над качествами, привнесенными цивилизацией. Мы романтизируем красоту, чтобы скрыть свое смущение и оправдать тот факт, что мы по-прежнему восприимчивы к ней, несмотря на все достижения современной эры.

      По аудитории пробежал ропот, вызванный столь оригинальной и убежденной точкой зрения.

      – Означает ли это, что вы не наслаждаетесь красотой, сэр?

      – Я наслаждаюсь красотой, но я наслаждаюсь ею так же, как наслаждаюсь сигарой, понимая, что, хотя она доставляет временное удовольствие, она, в сущности, бессмысленна и может даже принести вред по прошествии времени.

      – Это очень циничный взгляд на красоту.

      – Возможно, но это все соображения, которых заслуживает красота, – невозмутимо отозвался герцог.

      – У тебя может возникнуть чуть больше трудностей, чем ты изначально предполагала, Венеция, – мягко заметила Хелена.

      – Этот герцог – настоящий смутьян. – Смутьян, к которому Венеция начала испытывать живой интерес, возможно, чуть больший, чем