Царство Флоры. Татьяна Степанова

ль?

      – Нет, на кабана. – Марат зажал карабины под мышкой.

      – Никак невозможно.

      – Почему?

      – Да потому, что…

      – Подожди, я еще матери позвоню, не дозвонился.

      Звонок в Москву. Гудки, гудки… Нет, Александры Арсеньевны, единственной женщины, чей запах даже со сна, с постели никогда не вызывал в Марате неприятных ассоциаций. «К подруге поехала, подруга ее на дачу звала погостить. Сейчас июнь, лето… все правильно. Вернусь, отвезу ей цветы. В «Царстве Флоры» сделают приличные».

      – Так какие проблемы, Мазай? Не понял?

      – Нетути кабанов. – Егерь кивнул на двор охотхозяйства. – Постреляли черти всех до единого. Я ж говорю, вчера гомозились и позавчера. С Москвы заявились на трех машинах. Ну, и всех забили, которые в загоне-то хрюкали.

      Июнь – месяц не охотничий, несезонный. В Евпатьевский лес, если поступать строго по закону, по правилам, доступ охотникам категорически запрещен. Но охотхозяйство придумало, как организовать досуг для состоятельных клиентов, и летом в специальном загоне на задворках всегда содержалась пара-тройка ручных кабанов, которых кормили и выращивали на забаву охотникам. В других охотхозяйствах также содержали на убой лосей, косуль и даже медведей, особенно для богатых иностранцев, не разбиравшихся в сезонности русской национальной забавы.

      Но косули и медведи Марата на этот раз не интересовали. Ему нужен был кабан.

      – Мазай, ты меня знаешь, я слова «нет» не признаю.

      – Но никак ведь невозможно.

      – А что, лес разве далеко? – Марат улыбнулся, крепче зажал карабины под мышкой.

      – Да в лесу ведь, сами знаете, Марат Евгеньич… Строго ведь сейчас. Того ведь, этого…

      – А ты разве не егерь, не хозяин здесь?

      – Да как сказать, хозяин-то хозяин, но… Непорядок это.

      – Конечно, непорядок. За непорядком я и пер сюда двести с лишним километров. Порядки и правила мне и в Москве надоели вот как. – Марат чиркнул себя ребром ладони по горлу. – За непорядок и плата будет непорядочная. – Он достал из кармана куртки бумажник и отсчитал егерю двадцать пять тысячных купюр. – Вот, прими.

      – Марат Евгеньич!

      – Подожди, я опять матери позвоню, айн момент. – Марат снова прижал сотовый к уху. Набор одной кнопкой. Гудки, гудки…

      – Алло!

      Голос матери слегка запыхавшийся, оживленный.

      – Мама, это я. Привет, где ты была? Я звоню, звоню.

      – Здравствуй. – Голос матери, такой близкий за сотни километров. – Я Тофи выводила.

      Тофи – маленький серый пудель на тонких лапках, сквозь стриженую шерсть розовое тельце просвечивает, как сосиска. Самое дорогое для Александры Арсеньевны существо, ну, конечно, если не считать сына, Марата.

      – Как себя чувствуешь, мама?

      – Хорошо, и давление сегодня хорошее.

      – Я рад тебя слышать.

      – А ты где?

      – Так, в одном месте. Далеко от Москвы.

      – За городом? Ты в клубе? Ты там… с кем-то,