Слепая. Коэльо Нетто

и поставила лампадку на прежнее место.

      – Неужто вы так-таки ничего не видите? – снова повторила она.

      – Я уж вам сказала, Нья Бемвинда. К чему мне лгать? Я ведь не маленькая. Что это, в само деле? – Анна-Роза сердито отбросила одеяло и повернулась к стене.

      Знахарка вышла в другую комнату и, покачивая головой, шепнула поспешившей за нею негритянке:

      – Это плохой признак! С Анной-Розой неблагополучно. Вот увидите! Дай Бог, чтобы с ней не случилось беды… – И, приставив ко лбу указательный палец, она закончила: – У нее неладно тут… Такие случаи бывают часто.

      Кабиуна, как раз возвращался с плантации с настрелянными горлинками. Знахарка поспешила ему навстречу и сообщила о своих опасениях. Он смотрел на нее, вытаращив глаза, и почти не понимая, что она говорит.

      – Больна? Анна-Роза больна? – повторял он.

      Потом побежал в дом, поставил в углу ружье и уже хотел пойти к жене, когда негритянка шепнула ему:

      – Она заснула.

      Но мулатка, услышав, раздраженно крикнула:

      – Я вовсе не сплю! Это ты, Кабиуна?

      – Я, милая.

      Она быстро повернулась и обняла его.

      – Кабиуна, я хочу видеть свою дочь, а они мне не дают!

      – Кабиуна поднес к ней девочку:

      – Смотри, голубка, вот она, вот твоя дочурка. И глазки у нее открыты.

      Анна-Роза села на кровати, прислонившись к подушкам, и протянула руки, чтобы взять ребенка.

      – Как тут темно! Который час?

      – Скоро полдень.

      – Как темно! Открой ставни.

      Кабиуна осторожно растворил ставни, и в комнату медленно скользнули солнечные лучи, сначала слабые и нежные, потом стремительно разгораясь, как пожар, пока сквозь совершенно распахнутое окно не хлынул яркий дневной свет, и не завиднелись дивно голубое небо, пышные деревья и далекие холмы. Пламя лампадки побледнело, как светлячок в лунную ночь, и теплый, вкрадчивый ветерок, напоенный запахом свежей зелени, заструился по комнате. Малютка хмурила лобик, жмурясь от яркого света, впервые коснувшегося ее сетчатки, и жадно сосала грудь, а Анна-Роза сидела, наклонившись, с широко раскрытыми глазами, и повторяла:

      – Открой же окно, Кабиуна… Открой настежь!

      – Да оно открыто, дорогая. Разве ты не видишь?

      – Нет.

      – Оно открыто!

      – Открой побольше!

      – Да оно совсем открыто!

      Тогда она подняла голову с тяжелыми волнами черных волос и широко раскрытыми глазами долго, не мигая, смотрела на окно. Муж неподвижно стоял возле, не отрывая от нее взгляда; знахарка и негритянка испуганно жались в стороне.

      – Кабиуна, поди сюда. Пожалуйста, открой окно, милый!

      – Дорогая, оно открыто! Посмотри же на солнце возле твоей кровати. Разве ты его не видишь? Разве ты не видишь солнца?

      – Я ничего не вижу.

      Кабиуна испуганно взглянул на знахарку, покачивавшую головой. Негритянка, подперев одной рукой голову, с жалостью смотрела на больную.

      – А девочку ты видишь?

      – Она у моей груди. Я ее чувствую, но не вижу, Кабиуна. Клянусь тебе Богом!

      Она