Вираж судьбы. Вера Русакова

жило несколько семей, происходивших от гугенотов, бежавших из Франции в эпоху религиозных войн, и ещё сохранявших свой старофранцузский язык, который смущал и очаровывал Виктуар: сама история словно оживала перед ней.

      Когда проезжали через мост, возница перестал улыбаться.

      – Неудачно построили мост, – сказал он, – я всё жду, когда он наконец рухнет.

      Это оптимистичный прогноз девушка слышала уже дважды.

      «Красная шапочка» была такая же, как в прошлый раз, только чуть постаревшая; и возчик радостно закричал:

      – Мадам Селин, привёз Вам клиентку!

      Зато мадам Селин совсем не изменилась.

      – Рада Вас видеть, милая! А доктор с супругой? Жаль, жаль. Вы тот же номер хотите? Конечно, можно: у меня сейчас всего два постояльца, отец и сын.

      Ведя Викки по коридору, мадам Селин показала ей на две комнаты:

      – Отделала всё заново, и двери новые, только цифирки ещё не приделали.

      Две новые двери действительно выделялись на общем фоне и не были снабжены номерами.

      Сложив свои вещи, Виктуар выбежала наружу – именно выбежала, а не вышла. Гостиница находила на небольшом участке, обильно заросшем лесом; с двух сторон его обрамляли горы, с одной – довольно глубокий каньон, по дну которого бежала небольшая река, через которую и был переброшен вышеупомянутый мост, а с четвёртой – озеро. К озеру вёл крутой, но вполне проходимый спуск, и в тёплое время года Викки там купалась; но уже наступил ноябрь, и было 5^О по Цельсию – так утверждал висевший в гостинице градусник. Картина увядающей природы, величественная и печальная, наводила на философские мысли. Девушка прошла на своё любимое место: там можно было спуститься по дорожке и, сидя на поваленном дереве или стоя рядом с ним, любоваться на речную долину, на ту бухточку, где воды реки вбегали в воды озера, на крутые обрывы и на возвышенности, за которыми находилась невидимая сейчас деревня. Наверное, она больше не приедет сюда: на следующие каникулы приходится свадьба Леоны, и она будет в Турине, с семьёй. А потом пройдёт ещё триместр – и всё. Прощай, студенческая жизнь, здравствуйте, доктор Сэрму. По крайней мере, надеюсь на это, ха. Потом надо будет искать работу. Повторить успех Изабеллы ей не удастся; возможно, придётся ехать в какое-нибудь глухое место. А потом… будет она счастлива или нет, никто не знает, но студенткой она не будет уже никогда.

      И вдруг до сердечной тоски стало жалко этой милой, сначала трудной, а потом привычной жизни: занятий, лабораторий, анатомички, споров, удач и находок. Бальзак утверждал, что кокетство женщины иногда доставляет мужчине больше радости, чем её любовь; Виктуар Сэрму, стоя на крутой дорожке, спускающейся к устью горной речки, вдруг подумала: а что, если годы студенчества принесли ей больше радости, чем принесёт вожделенный диплом? Раньше она не задумывалась над этим. «Ну что ж, – подумала девушка, – всё это время я была счастлива. Но уже начало темнеть». И не торопясь направилась в гостиницу – через осенний и действительно страшноватый лес. «Будем надеяться, что здесь нет волков» –