Калинов мост. Александр Холин

лестнице вверх – от воды.

      А вон и подвальные рыжие твари

      хвостами метут ступеня.

      Хоть то на потопе,

      хоть то на пожаре —

      бегут от воды и огня.

      Княжна Тараканова к двери:

      – Тюремщик, тюремщик,

      открой!

      А по полу, зубы ощеря,

      крысиный испуганный рой.

      Она на лежанку – вода подступает,

      а крысы ползут и ползут,

      и – к ней разъярённой оскаленной стаей…

      – О, Боже, меня не спасут!

      О, Боже, не мало ли я нагрешила

      за этот терновый венец?

      Её оставляют последние силы,

      никто не поможет… конец…

      И вдруг прошептала:

      – Тюремщик-Малюта,

      во храме за мя помолись.

      Я слышу в последние эти минуты

      другой отвратительный писк.

      Я вижу в России нашествие смуты,

      нашествие смуты и крыс.

      «Два зеркала…»

      Два зеркала.

      Сияние свечи.

      И, словно маятник, от одного к другому

      блуждает мальчик – мотыльком в ночи.

      Блуждает светом солнечным по дому.

      Он не от мира грешного рождён.

      Он между двух мгновений —

      гений света,

      но он навеки ночью осуждён

      на схиму одинокого поэта.

      От зеркала в минувшее полёт

      до зеркала в грядущее,

      земное.