Голос вражды. Андрей Андреевич Журкович

пихнув локтем Олибутти.

      – Поучи еще старуху, как славить нашего Бога! – беззлобно проворчала ей в ответ женщина.

      Перед самым входом в храм они остановились, склонившись в приветствии. Инсифора первой подняла голову и, глянув на блистающий золотой шпиль в последний раз, нырнула в темный проход. В главном зале почти никого не было, на деревянных дощечках сидело несколько солов, погруженных в свои мысли. Ни слова более не говоря, дамы прошли по галерее отдельных келий и вошли в одну из свободных, набросив полотняную занавеску на вход. Помещение представляло собой скромную комнату с двумя простыми скамьями из соломы и каменной столешницей. Положив букет на стол, служанка достала из ниши в стене глиняный кувшин и две кружки. Наполнив их водой, Олибутти вручила одну Донтас, а вторую выпила сама.

      – Хвала нашему заступнику и светочу Ралюксу Вечносияющему и сестре его, матери нашей Раокасси Справедливой, – торжественно провозгласила женщина и уселась на скамью, устало вздохнув.

      – Хвала! – согласилась инсифора и, опустошив кружку залпом, села напротив служанки.

      Олибутти достала платок и промокнула пот со лба. Было заметно, что она не на шутку взволнована. Донтас замерла, как кобра, готовая к прыжку, пристально глядя на нее. Наконец, отдышавшись, женщина осторожно начала:

      – Я давно почуяла неладное, еще до того, как ты заболела, – она подняла взгляд, и встретившись глазами с инсифорой, устало улыбнулась. – Извини, девочка моя, но сейчас я буду говорить без титулов и чинов.

      – Не имею ничего против, – коротко бросила девушка.

      – Что-то витало в воздухе. Какое-то предзнаменование. Чувство беды не покидало меня! Я никак не могла понять, что это. Смотрела во все глаза, разнюхивала, подслушивала, искала. Но все было тщетно! Это началось, сразу после известия о том, что магистр Вирихар Картавый скончался. Освободилась должность, да как раз перед выпуском… Бездна ее побери, эту так не вовремя свалившуюся на нас смерть! Все претенденты тогда напряглись и стали готовиться к экзаменам еще усиленней. Ты этого, конечно же, не замечала. А я воспитала шестерых инсифор! Среди них были заучки, наглые выскочки, даже сущие стервы, – она рассмеялась. – Не было только блаженных, вроде тебя.

      Служанка встала и, подойдя к занавеске, буквально на дюйм, отодвинула ее в сторону, выглядывая наружу. Убедившись, что коридор пуст, она села и продолжила:

      – Я не могла понять, кто именно вознамерился навредить моей юной инсифоре, но чувствовала зависть этой твари. Ее злоба плыла за тобой, словно плащ по пятам. Боясь недоглядеть или опоздать, я наняла охрану, пару крепких ребят, которые должны были присматривать, когда ты выходишь из дома.

      Олибутти тяжело вздохнула, покачав головой, и продолжила:

      – Не помогло. Опасаясь отравления, я лично пробовала каждое блюдо, что ты должна была есть. Но и это оказалось промахом.

      Она вновь встала и, украдкой приоткрыв занавеску, выглянула в коридор. Удостоверившись, что они все еще наедине, женщина повернулась