Купидон с гранатометом. Юрий Леонидович Харин

промямлила я.

      – Сама знаешь чего.

      – И ты тоже знаешь? – попыталась огрызнуться я, но как-то все это неубедительно у меня получилось.

      – Не прыгай под поезд, это глупо.

      – Глупо – НЕ прыгнуть, – возразила я.

      – Тогда лучше уж с моста в реку.

      – Или из окна на асфальт.

      – Нет, это тоже глупо.

      – Почему? – искренне удивилась я.

      – Потому что так можно упасть на кого-нибудь и зашибить. Зачем тащить за собой остальных?

      – Тогда почему глупо прыгнуть сюда? – спросила я и показала рукой на отполированные до блеска лезвия рельсов, терпеливо поджидающие меня внизу.

      – Испортишь настроение машинисту, его начнут пытать насчет того, мог ли он успеть затормозить, то, се… и вообще, пришлось бы останавливать движение, доставать из-под вагона твое уродское месиво. Не вмешивай в это дело других, разберись с собой культурно, без драм.

      – Это как?

      – Не знаю, как-нибудь по-другому. И вообще…

      – Что вообще?

      – А ты не боишься, что и ТАМ тоже окажешься лишней и никому не нужной… Вот будет номер!

      Этим он меня застопорил: никаких ответов на этот вопрос у меня не было. Поэтому я ничего умнее не придумала, как нагрубить этому парню-мужику. Говорю ему:

      – Затрахал ты меня энвироментальной энтропией.

      Это мое коронное средство отвязаться от человека. Запомнила вычитанную где-то фразу и щеголяю ей в такие вот неловкие моменты, когда надо от человека вежливо отделаться.

      А мужик глянул на меня удивленно и говорит:

      – Как все научились красиво изъясняться! Нет бы сказать «пошел ты, придурок» или на худой конец «я хочу повысить степень сопротивляемости индивида разрушительному воздействию окружающей среды», так нет же «энвироментальная энтропия», мать твою! Умные шибко все стали, зато огрызки под ноги кидают, да вон бутылки да банки пивные везде валяются. Презентация, бьеннале, экзистенциализм, эгрегор. Трусы чаще меняй, дура шибко умная, Нефертитька!

      Мужик в сердцах сплюнул, а тут как раз подъехал поезд, распахнул двери, выпустил-впустил народ, потом гильотина дверей захлопнулась, отсекла мирок вагона от станции, и поезд укатил, увозя в своем брюхе и этого мужика. А я осталась на платформе переваривать его слова.

      Господи, парень, мужик, человек! Ну, зачем ты меня тут бросил со всем этим?! Ну, нагрубила по глупости, так что? Взял бы и простил. А то перебил охоту прыгать на рельсы и смылся. Хорош гусь! А как же я? Что мне-то делать теперь?

      Нет, одиночество так не лечится. А оно вообще-то хоть как-то лечится?

      Одиночество. Оно преследует меня и преследует. А вас? У вас оно тоже засело где-то внутри, тоже так зацепилось, что никак его не отдерешь? Вот зараза! Что ему, со мной и с вами – уютно и тепло? Хорошо ему с нами, да? Как нам избавиться от него, одиночества этого проклятущего, что каждый день неутомимо кидает очередную монетку в нашу с вами копилочку печали? Вот-вот и она переполнится…

      Скажите, а у вас тоже бывает ужасная тоска по