Дж. Д. Сэлинджер. Дж. Д. Сэлинджер

устраивают. Из лож и отовсюду полезли все эти ангелы – парни такие с крестами и прочей херней, просто повсюду, и целая куча их – тыщи, не меньше, – давай себе «Придите, верные!»[34] голосить как чеканутые. Куда деваться. Должно было выглядеть духовно, как хер знает что, я знаю, и красиво так и всяко-разно, но ни фига духовного или красивого я тут не вижу, ёксель-моксель: куча актеров по всей сцене распятия таскает. Когда они всё допели и снова стали по ложам расходиться, сразу видно было: им так и не терпится сигу выкурить или еще как-то. Я на прошлое Рождество с этой Сэлли Хейз уже такое видал, и она все твердила, как это прекрасно, и костюмы, и все. Я говорю: да этот Христос блеванул бы, наверно, если б такое увидел, – все эти перья и всяко-разно. А Сэлли сказала, что я – кощунственный атеист. Наверно, я он. Христу по-честному бы понравился тот хрюндель, который в оркестре на литаврах играет. Я лет с восьми на этого хрюнделя смотрел. Мы с моим братцем Олли, если ходили туда с предками и всяко-разно, аж с мест срывались и в самый низ бежали, чтоб его видно было. Лучше литавриста я не видал. Ему в литавры бабахнуть удается от силы пару раз за всю пьесу, но видно, что, если он не играет, это его не достает. А потом бабахает, причем так нормально и нехило, и лицо у него при этом такое дерганое. Однажды мы со штриком в Вашингтон ездили, и Олли послал этому хрюнделю открытку, но спорнем, тот ее так и не получил. Мы просто не очень просекли, какой адрес писать.

      После того как эта рождественская хрень закончилась, началась сама, нафиг, картина. Такая гнойная, что глаз не оторвать. Про этого англичанина, Алека как-то там – он был на войне, и ему отшибло память в госпитале и всяко-разно. И вот он выходит из госпиталя с палкой и хромает везде, по всему Лондону, и вообще не в курсах, кто он, нахер, такой. На самом деле он герцог, только сам этого не знает. Потом он знакомится с этой нормальной такой, уютной и искренней девкой, которая в автобус садится. У нее, нафиг, шляпку сдувает, а он ловит, и они подымаются наверх, садятся и давай трещать про Чарлза Диккенса. Он у них обоих любимый писатель и всяко-разно. У парня с собой «Оливер Твист», у нее тоже. Блевать тянет. В общем, они тут же друг в друга втюриваются, потому что оба на Чарлзе Диккенсе повернутые и всяко-разно, и он помогает ей с издательством. Она книжки издает, эта девка. Только у нее все не очень зашибись получается, потому что брат у нее бухарь и все их гроши тратит. А он очень такой озлобленный, этот брат, потому что в войну был врачом, а теперь больше не может делать операции – у него нервы по перевалу пошли, и он все время бухает, но все равно такой нормально остроумный и всяко-разно. В общем, этот Алек сочиняет книжку, девка ее издает, и оба они на этой книжке кучу грошей зарабатывают. И вот они уже собрались жениться, когда тут появляется другая девка, эта Марша. Марша была невестой Алека, пока ему память не отшибло, и теперь узнаёт его, когда он в этом магазе книжки покупателям подписывает. Она говорит Алеку, что он на самом деле герцог и всяко-разно, а он ей не верит и не хочет с ней идти к своей штруне и всяко-разно. А штруня у него слепая, как крот. Только другая

34

«Придите, верные!» («Adeste Fideles») – христианский гимн (1743), приписываемый английскому композитору Джону Фрэнсису Уэйду (1711–1786).