Дж. Д. Сэлинджер. Дж. Д. Сэлинджер

сходить.

      – Думаю, не стоит. Но все равно, дорогой мой, большое вам спасибо, – говорит. – Да и вагон с баром все равно скорее всего закрылся. Уже довольно поздно, знаете? – Это она точняк. Я и забыл, сколько времени.

      Потом она глядит на меня и спрашивает такое, про что я и боялся, что спросит:

      – Эрнест написал, что будет дома в среду, и в среду же рождественские каникулы начинаются, – говорит. – Надеюсь, вас не вызвали заранее, потому что дома кто-то болеет. – Ее такое по-честному вроде бы расстроило. Не просто нос в чужие дела сует, сразу видно.

      – Нет, дома все хорошо, – говорю. – Это со мной. Мне надо эту операцию делать.

      – Ох! Как мне жаль, – говорит. И по виду – точняк, жаль. Я тоже сразу пожалел, что ляпнул, да поздно уже.

      – Не очень серьезная. У меня на мозге такая махонькая опухоль.

      – Ох, господи! – Она даже рот ладошкой прикрыла и всяко-разно.

      – Ай, да все нормально будет! Она почти что снаружи. И очень маленькая. Ее за две минуты уберут.

      Тут я стал читать расписание, которое в кармане у меня лежало. Чтоб не врать больше. Я как заведусь, так часами могу, если покатит. Без балды. Часами.

      Потом мы почти не разговаривали. Она открыла «Вог», который у нее с собой был, а я смотрел в окно. Вышла она в Ньюарке. Пожелала мне всего самого хорошего с операцией и всяко-разно. И все время Рудольфом называла. Потом пригласила на лето погостить у Эрни в Глостере, Массачусетс. Говорит, дом у них прямо на берегу стоит, есть теннисный корт и всяко-разно, а я только сказал: спасибо, но летом я с бабушкой еду в Южную Америку. Это я загнул так загнул, потому что бабуля моя из дома-то почти не выходит, разве что на «матинэ» какие-нибудь, нафиг. Но и за все гроши на свете я б к этой падле Морроу в гости не поехал, даже если б нужда прибила.

9

      Я вышел на Пенсильванском вокзале и первым делом вот чего – я залез в эту телефонную будку. Мне приспичило кому-нибудь звякнуть. Чемоданы я поставил рядом с будкой, чтобы видно было, а вот зашел – и так и не придумал, кому звонить. Брательник мой Д. Б. – в Голливуде. Сестренка Фиби ложится часов в девять – ей позвонить я тоже не могу. Ей-то наплевать, если я ее разбужу, засада в том, что трубку не она снимет. Снимут штрики. Так не пойдет. Потом я решил было позвонить штруне Джейн Гэллахер и спросить, начались ли у Джейн каникулы, но это как-то не в жилу. А кроме того – вполне себе поздняк уже. Затем подумал, не позвонить ли мне той девке, с которой я раньше нормально так ходил, Сэлли Хейз, потому что у нее каникулы уже точняк начались: она мне написала такое длинное фуфловое письмо, приглашала в Сочельник помочь ей украсить елку и всяко-разно, – только я боялся, что трубку снимет ее штруня. Они с моей знакомы, и я так и видел, как она сломя, нафиг, голову несется к телефону, чтобы сообщить моей, что я в Нью-Йорке. Кроме того, мне совсем не в струю было трындеть с этой миссис Хейз по телефону. Она как-то сказала Сэлли, что я необузданный. Необузданный, говорит, и в жизни курс не проложил. Потом я хотел позвонить тому парню из Вутона, когда я туда ходил, Карлу Люсу, только мне он не очень