Уфимские девчонки. Марианна Маратовна Давлетова

гусятину, хоть немного! – говорит она строго.

      – Кладем наше одеяльце, – продолжает Лилька, аккуратно выстилая тонким слоем теста чугунную сковородку, – теперь мясо с картошкой, и накрываем другим одеяльцем.

      Она вертит головой то вправо, то влево, проверяя, все ли сделано как надо.

      Одеяльцы отправляются в духовку. Мы следим за балишом через окошечко в духовой дверце.

      Плиту эту купила Лилькина мама на свою премию, и очень ей гордится – газ включается кнопкой, а в духовке горит фонарик, освещающий приготавливаемое блюдо.

      – Хочу быть поварихой… – мечтает Лилька. – Я всю жизнь могу провести на кухне! Когда что-нибудь пеку, то прям кайфую… Мне нравится, что даже мама улыбается, когда у меня получается что-то вкусненькое.

      Я интересуюсь:

      – А почему твоя мама редко улыбается?

      – Она ворчит, что у папы маленькая зарплата. Ей приходится горбатиться за двоих… – грустно отвечала она, – наверное, поэтому.

      – У нас то же самое… – пожимаю я плечами, – но мама улыбается.

      – Все люди разные, – отворачивается Лилька. Ей неприятен наш разговор.

      Мы жили скромно, на учительскую зарплату, а Лилькина мать работала заведующей магазином.

      А мне на завтрак готовили картошку, потому что больше в доме ничего не было. Иногда, если повезет, я ела макароны.

      Из мяса мы варили суп. Его хватало на два, три дня.

      Однажды мать, придя с работы, поставила на стол четыре железные банки. Папа взял одну и повертел в руках. Банки были без названия.

      – Что это?– спросил он.

      Мать хитро посмотрела на него сияющими глазами и заговорщически произнесла:

      – Тушенка…

      Отец тут же полез в стол за открывалкой. Мама запорхала по кухне:

      – Надо картошечку отварить, помнишь, Марат, как в студенческие времена у нас на даче…

      Она уже начала рассказывать историю из их молодости, как вдруг услышала возглас отца:

      – Вот гады… Ты где это купила вообще?

      – Нет, ты посмотри, посмотри, а…– он протянул нам банку, и мы заглянули внутрь.

      Там была болотного цвета трава.

      –Ну-ка вторую открывай, – закричала мать.

      Во второй то же самое… Как и во всех остальных.

      Морскую капусту подсунули матери на Центральном рынке цыганки.

      – Подошли и говорят: «Тушенку надо?» А у меня сегодня расчет был, ну я и взяла. Сволочи, как же так можно! – плакала она.

      Отец пнул коробку с картошкой:

      – Поехали туда, может они там еще.

      Вернулись они через час ни с чем.

      Одну банки капусты мы съели с картошкой.

      – А что делать с тремя другими? – задумалась мать, – пойду Расиме предложу, не выбрасывать же. Вон они шумят в коридоре, схожу, посмотрю, что они там делают.

      Мама отрыла дверь. Дядя Эдик и широкоплечий высокий мужик втаскивали в квартиру Лильки персидский ковер.

      – Эдик, Расима дома? Вам капуста морская нужна?

      Красный дядя Эдик указал ей на кухню:

      – Иди