Каратель. Иван Тропов

лишавшую смысла все, что я делал – и собирался успеть сделать! – я вернулся к столику и глотал горячий кофе, не чувствуя вкуса. Одну чашку, вторую. Стискивая левой рукой правую там, где пульсировала боль. Откуда расползались жалящие уколы – под подушечкой, в глубине ладони, где большой палец соединяется с остальными.

      И постепенно…

      Или кажется? Боясь, что это самовнушение, минуты две я не решался поверить своим чувствам, но иглы стали жалить легче. И реже.

      Минут через пять боль затихла. Ушла совсем.

      Я подвигал большим пальцем. Палец послушно ходил во все стороны, жилка напрягалась. И ни следа странного колючего приступа.

      Может быть, это было просто последствие того, что было утром? Если я в самом деле отлежал руку так, что какой-то нерв почти отмер, а потом, после утренней разминки, ожил вновь, когда кровь пошла по сосудам… Может быть, эта колющая боль – как раз признак того, что контакт между нейронами восстановился полностью? Не просто способны проводить импульс, а срослись еще крепче? Стали как прежде? До того, как отлежал?

      Я ждал, я боялся, что странная резь возобновится – но минута шла за минутой, а в руке было спокойно.

      Кофейник почти остыл, и я заказал свежий. Оказалось, кофе здесь неплохой.

      И вообще, мне жутко хочется есть! Странно, как раньше этого не чувствовал.

      Я заказал цыпленка табака и по тарелочке всех салатов, что у них были: и овощной, и острый корейский, и из кальмара с красной икрой.

      Я мог забыть, что толком не ел уже несколько дней, – но не мое тело. И сейчас желудок мигом мне это припомнил. Там нетерпеливо урчало, куски проваливались туда, как в бездонную бочку, я жевал, глотал, заглатывал кусок за куском – и никак не мог наесться.

      А затем словно перевернули пластинку: накатила сытость. Приятное отупение в голове, тяжесть в животе. Все-таки переел. Все-таки волк – мой тотем. Обжираюсь я тоже как собака – пока не съем все, до чего могу дотянуться. Хотя вот два пончика, из трех взятых на десерт, остались.

      Их я забрал с собой и, чувствуя себя обожравшимся косолапым мишкой, доплелся до машины и плюхнулся на мягкое сиденье. Отъехал – и тут же вспомнил о Диане. Ее ведь тоже кормить надо. Может быть, это она от неполноценного питания стала такой никакой?

      Но возвращаться… Вылезать из машины совершенно не хотелось. Здесь было тепло, и пахло кожей и хвоей, сладко мешаясь с ванильным ароматом пончиков. Нет, только не сейчас. Ни за что!

      Минут через сорок, когда сладкое отупение прошло, а шоссе рассекло очередной поселок, я нашел там магазинчик попристойнее и набрал разных нарезок.

      +++

      Туман встретил меня в версте от шоссе. За воротами с обманным предупреждением он сгустился так, что даже фары не помогали.

      Очень медленно я вел «мерина» вперед – словно сам брел на ощупь. Вглядываться вперед было бесполезно. Только белесая муть, проткнутая лучами фар. Поворот ли впереди, подъем ли, спуск – совершенно не разглядеть. Разве что тени кустов по краям дороги, они угадывались