Шаг во тьму. Иван Тропов

ними. Никогда не знаешь, что тебя ждет.

      Дверь осталась далеко позади. Из-за колонн показалась одна свеча, другая… Краешек камня над полом, потом и все остальное. Я такое уже видел.

      Мраморные глыбы, сложенные под последней колонной, как пьедестал. В три ступени. На каждой ступени сотни свечных огарков. Горят далеко не все, но даже так света более чем достаточно.

      На вершине пьедестала – огромная, размерами в раскинувшегося человека, круглая пластина, сплошь покрытая патиной. На ближнем краю патина благородно-изумрудная. На дальнем, упершемся в колонну, – темная, почти бурая. Там патина в нескольких местах содрана: несколько длинных узких царапин, – в них тускло светилось серебро.

      С колонны на все это взирала козлиная голова. Здоровый козлина был при жизни, под центнер, если не больше. Рога очень длинные, похожи на узкий штопор. Capra falconeri, козел винторогий.

      Я уже стал специалистом в этих чертовых полорогих, будь оно все проклято…

      Редкий экземпляр, между прочим. Обычно capra falconeri рыжеватые – а этот черный, как уголь. И рога отменные, без единого скола. Да и таксидермист свое дело знал, хорошее чучело получилось. Даже слишком хорошее…

      В глазницах вместо стандартных желтых стекляшек – рубины. Когда огоньки свечей вздрагивали, языки света скользили по козлиной морде, заглядывали в кроваво-красные камни – и рубины оживали. Словно и не камни это вовсе, а две тонкие стеклянные чешуйки, за которыми чьи-то внимательные глаза…

      Я мотнул головой, прогоняя наваждение. Усмехнулся и подмигнул морде:

      – Привет, блохастое.

      Но никакого облегчения не испытал. То ли из-за освещения снизу, то ли в том были виноваты руки таксидермиста, настоящего мастера, – но казалось, что чучело подмигивает мне в ответ. В чуть подрагивающем свете свечей ухмылка гуляла по морде. Едва заметная, но ощутимо злая. Мстительная.

      И глаза…

      То есть рубины. Не просто стоят в глазницах. Смотрят – и именно на меня. Словно тот, кому приносились жертвы на этом алтаре – сейчас здесь. Прямо за этими рубиновыми чешуйками.

      Я облизнул пересохшие губы. Это все нервы, чертовы нервы! Конечно же, ничего подобного не бывает. Просто камни!

      Просто красные стекляшки, и больше ничего. Конечно же.

      Но говорят, что морды, под которыми приносились жертвы, – как намоленные иконы. Нельзя глумиться без последствий. А под этой мордой…

      Семьдесят пять холмиков. И теперь я точно знаю, что это не ягнята-поросята. Серебряная пластина алтаря слишком велика для овечек-хрюшечек…

      Я сбил пальцы домиком, натягивая перчатки туже. Нарочито шумно выдохнул – от души, давая выход раздражению.

      Говорят… Мало ли, что говорят!

      Верить в некоторые вещи – первый шаг к концу!

      А сделаем-ка мы вот что для успокоения. Я шагнул к изголовью алтаря. К самой колонне, к взирающей на меня морде. Невысоко висит…

      Черная блестящая шерсть усеяна мелкими темными пятнышками. Случайно забрызгали. И я